Исцелённое сердце - Властелина Богатова Страница 34

Пребран немигающим взглядом смотрел на всполохи огня, искры то и дело брызгали от треска ветвей, сыпались ему на руку, жгли кожу, но он не чувствовал ничего вовсе, продолжал держать нож с нанизанным на лезвие куском зайчатины. Белая мякоть шипела, покрываясь оранжевой коркой, источая запах, от которого желудок сворачивался в узел.

Княжич разжёг костёр отдельно ото всех, под низким вязом, почти у самой кромки берега узкого застоявшегося ручья, настолько мелкого, что крохотные кулики сновали вдоль берега, вылавливая длинными затупленными клювами мальков. Лощина, в которой остановились степняки, для ночлега совершенно не годилась. Здесь было сыро, много комаров, даже палатки ставить было негде, кругом трухля одна да вода. Однако Вагнара выбрала именно это место, и одним богам известно, что у этой девицы вообще на уме. Пребран вспомнил тот день, когда натолкнулся на степняков. Тогда его скрутила сильная боль, и понадобилось много времени, чтобы очнуться и понять, в какую яму он угодил. Вляпался по самые уши. И надо же было столкнуться в этой дремучести именно с ними, но в том было предзнаменование. Пребран не ожидал встретить среди заклятых врагов Вагнару, сарьярскую княженку. Какая злая судьба бросила девку в лапы стервятников? И Пребран с изумлением видел, что здоровые мужики слушаются её, что верные псы, исполняя её приказы, стоит ей изъявить слово, и дважды ей не приходилось повторять. Одно для княжича оставалось загадкой — она хоть и обобрала его, но не позволила лишить жизни.

Пребран очнулся от раздумий, когда сталь накалилась, и невозможно стало держать рукоять ножа. Княжич положил его на булыжники, которыми было выложено небольшое кострище. Увлекшись готовкой снеди, он не забывал искоса наблюдать за жизнью лагеря, слыша бесконечные переговоры и гул голосов, но не имея возможности разобрать и слова. Если бы понимал их речь…

Поганые ублюдки, стоит Вагнаре отойти, обсуждают его, перебирая кости. Только подумал об этом, как самый главный из них поглядел в его сторону, кривя презрительно тонкие губы под густыми чёрными усами, заплетёнными в лощёные косицы, щуря на дым чёрные, как угли, глаза. Пребрана так и заворотило с души.

Иногда кто-то из степняков пытался говорить с ним, но быстро отставал, видя его буравящий неподвижный взгляд. Открыто выказывать свою ненависть к врагам он не мог, и так на него косятся с неприязнью. Только требование Вагнары, чтобы пленник остался жив, сдерживало их желание придушить чужака при любом удобном случае, а потому Пребран далеко не отходил, держась в крысином логове почти невидимкой, сталкиваясь с их злыми взглядами.

Сколько они уже были в пути — пять дней? Седмицу? Пребран пытался посчитать. Время смешалось — ночь не отличалась ничем от дня, всё казалось однообразно-серым, как затопленное чёрными облаками небо над головой, которое не собиралось больше дарить тепло и свет, будто осерчав на землю-матушку. Светило пряталось за непроглядным занавесом мрака. Внутри было так же промозгло и стыло, как и снаружи, даже костёр не грел.

Пребран передёрнул плечами, сел прямо на сырую землю, укутался плотнее в кожух, который тоже, казалось, давал слишком малую толику тепла. Подивился тому, насколько резко похолодало, что даже зубы застучали. И вечера становились всё непрогляднее, темнело быстро. От Волдара хоть и далеко отъехали, но не настолько, чтобы оказаться в глубокой осени, надеть тулупы да сапоги. Может, эти места заколдованные, и злой дух поселился тут, навевая хандру? Уж не знал он, но то, что его пронимает холод до дрожи в зубах, настораживало его с каждым днём всё больше. Впрочем, с ним давно начали твориться странные случаи — сначала приступы, теперь как старик, скрючивается от любого дуновения ветерка. Утешало одно, что эти ублюдки тоже мёрзли, как бездомные псы. Видать холода совсем не переносят.

Княжич спрятал уши за высокий ворот, не желая видеть поганых, кои порядком надоели. Кожух, что пропитался дымом, оставлял на языке горький, как полынь, вкус.

Не ожидал Пребран, что станет якшаться с врагами, и люто внутри презирал себя за это, всем существом ненавидя проклятых вымесков. Приходилась терпеть и молча корить себя за то, что связался с нечистотой.

"Гром разрази, нет просто иного выхода! Вот же настигла лихая година", — сокрушался Пребран, поворачивая изрядно подгоревший ломоть мяса.

Он сощурился, но глаза заслезились от густо повалившего на него дыма.

"Эта девица Вагнара обещала помочь".

Не успел он подумать о сарьярьской княженке, вождь поднялся со своего места и направился прямиком к нему. Пребран, будто не замечая ничего, снял с огня приготовленного зайца, положил в деревянную плошку — пусть остывает. Хоть и хотелось есть сильно, но черноусый воин явно доброго здравия ему не желал, и хотение есть, паскуда, перебьет, в этом Пребран не сомневался.

Вождь опустился на корточки по другую сторону очага. Пребран мельком глянул на него. Накалившийся от корстра воздух дрожал, искажая загоревшее, что не смоешь ни щёлоком, ни дёгтем, скуластое лицо Оскабы. Колючий взгляд чёрных глаз пронизывал, что ножи. Малица, сшитая из кожи, которая за время потёрлась и порядком износилась, была расшита нитями, которые тоже имели когда-то яркий окрас. Из-под островерхой шапки висели две косы с вплетёнными в них такими же блёклыми кожаными ремешками, перевязанными на концах железными спайками. Таким же ремешками была обмотана и рукоять гнутого клинка на поясе, но в остроте его Пребран нисколько не сомневался, и чуть что, этот клинок может вполне оказаться у его горла. Княжич ощутимо больше волновался за свою жизнь.

Пребран, не выказывая и доли раздражительного волнения, потянулся к ветвям, вытянув корявую, переломил резким движением пополам, бросил в огонь. Языки пламени тут же принялись жадно обгладывать её, как злой пёс — сухую палку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍