Дорога шамана - Робин Хобб Страница 34

Я получил множество самых разных повреждений, но только одно из них угрожало моей жизни: я обгорел на солнце и страдал от обезвоживания. Кроме того, кожа была во многих местах содрана оттого, что меня волокли по земле, а из свежепорезанного уха обильно шла кровь. На макушке был вырван клок волос размером с монетку. Отец пригласил врача, тот осмотрел меня и покачал головой.

— Если не считать ожогов и мелких ран, он не нуждается в моей помощи. Возможно, мальчик получил сильный удар по голове, который, по-видимому, стал причиной комы. Но наверняка я не знаю. Придется подождать. А пока сделаем то, что можно.

Он промыл раны, наложил швы и повязки, и я стал похож на тряпичную куклу. Мой отец сказал, что я произошел из рода крепких и сильных мужчин. Выздоровление шло медленно и мучительно, но когда я пришел наконец в себя, то сразу же начал поправляться. Мать настояла на том, чтобы мое тело обильно покрывали мазью с целью не допустить к ожогам воздух. Благодаря этому мои пальцы не слипались, когда с них сходила старая кожа и появлялась новая, бледно-розовая, но лежать на жирном белье, когда зудит все тело, было ужасно. Этого ощущения я не забуду никогда. Вонючая мазь не подпустила ко мне инфекцию, зато моя комната надолго провоняла ее резким запахом. Рана на голове зажила, но волосы на крохотной проплешине так и не отросли.

Говорить тоже было трудно, и в течение двух дней отец не задавал мне никаких вопросов. Родные боялись за мою жизнь, и я со смущением обнаружил, что возле моей кровати постоянно находится либо мать, либо кто-нибудь из сестер. То, что эту обязанность не возложили ни на кого из слуг, указывало на глубину беспокойства глав нашего семейства.

Когда пришел отец, подле меня сидела Элиси. Он отослал сестру из комнаты и тяжело опустился в кресло для чтения.

— Сын, — позвал он и, когда я слегка повернул голову на его голос, спросил: — Хочешь воды?

— Пожалуйста, — прохрипел я.

Я слышал, как он наливал воду в стоящий на столике у кровати стакан. Я рывком вскинул руку и сдвинул в сторону жирную повязку, закрывавшую глаза. Все лицо у меня жутко обгорело на солнце, и новая кожа постоянно зудела. Отец наблюдал за тем, как я осторожно приподнялся, чтобы занять полусидячее положение. Мне было страшно неудобно брать забинтованными руками этот дурацкий стакан, но я видел, что он доволен моими попытками обрести самостоятельность. Я выпил воду, и отец торопливо забрал у меня стакан, когда я собрался поставить его на столик, где лежал единственный предмет, напоминавший о тех днях, что я провел с Девара.

Сержант Дюрил помогал переносить меня в дом, на мою постель, и сохранил один из камешков, которые врач достал из ран на моем теле. Ничего особенного он собой не представлял — всего лишь кусок кварца с примесью других минералов, но он стал символом того, что мне удалось обмануть смерть, и это доставляло мне невероятную радость. Дюрил наверняка предполагал, что наступит день, когда я без содрогания буду вспоминать это тяжелое время и порадуюсь своему трофею.

Отец откашлялся, стараясь привлечь мое внимание:

— Ну что, чувствуешь себя немного лучше?

— Да, сэр, — кивнув, ответил я.

— Говорить можешь?

Мои губы напоминали две обгоревшие сосиски.

— Немного, сэр.

— Хорошо. — Отец откинулся на спинку кресла, немного подумал, а потом снова наклонился ко мне. — Я даже не знаю, какие вопросы задавать, сын. Расскажи все сам. Итак, что же все-таки произошло?

Я попытался облизнуть губы, однако делать этого не следовало, поскольку кусочки сухой растрескавшейся кожи неприятно оцарапали язык.

— Девара учил меня обычаям кидона. Охоте. Езде верхом. Показал, как они разводят огонь, что едят. Как выпускают кровь из лошадей, если нет другой пищи. Научил пользоваться рогаткой, чтобы убивать птиц.

— За что он порезал тебе ухо?

Я попытался вспомнить. Часть времени, проведенного с кидона, словно была окутана густым туманом.

— У него была еда и вода, но он мне ничего не давал. Поэтому… я ушел от него, чтобы самому найти воду и пищу. Он запретил мне уходить, но я все равно ушел. Я думал, что умру от жажды и голода, если этого не сделаю.

Отец кивнул каким-то своим мыслям, и в его глазах загорелся интерес. Он не стал ругать меня за то, что я ослушался Девара. Может быть, посчитал, что я выучил урок, который он хотел мне преподать? Но стоил ли этот урок того, что мне пришлось вынести? Неожиданно во мне вспыхнула ненависть к отцу. Я подавил ее и заставил себя выслушать его вопрос.

— И все? Он за это так с тобой поступил?

— Нет. Нет. Это в первый раз.

— Итак… ты от него ушел. А потом вернулся за едой и пищей?

Я услышал в его вопросе разочарование, смешанное с удивлением.

— Нет, — вскинулся я. — Он меня догнал, сэр. Я не приползал к нему, умоляя о спасении. Когда я уехал от него, он помчался за мной. Он догнал меня на своем талди и порезал ухо, хотя я изо всех сил пытался от него убежать. Я не возвращался к нему и не стоял на месте, дожидаясь, когда он меня пометит. Я бы скорее умер, чем опустился бы до такого.

Наверное, возмущение в моем голосе потрясло отца.

— Ну конечно, Невар. Я знаю, что ты никогда бы так не поступил. Но когда он тебя догнал…

— Я ехал полтора дня, а потом сам нашел воду. Тогда я понял, что буду жить. И решил, что оттуда отправлюсь домой. Но он снова меня догнал, и той ночью я набросился на него и мы сражались, потом разговаривали, он меня учил тому, как кидона выживают на равнинах и как делают разные полезные вещи.

Я тяжело вздохнул и неожиданно почувствовал, что очень устал, словно несколько часов тренировался с сержантом Дюрилом, а не пару минут отвечал на вопросы. Я сказал об этом отцу.

— Я знаю, Невар, и скоро дам тебе отдохнуть. Только скажи мне, почему Девара так с тобой поступил. Пока я этого не услышу — от тебя, — я не буду знать, как себя вести. — Он нахмурился. — Надеюсь, ты понимаешь, что он нанес мне страшное оскорбление? И я не могу допустить, чтобы это сошло ему с рук. Я уже послал людей с приказом его найти. Он мне за все ответит! Но прежде чем я буду судить Девара, мне необходимо понять, что заставило его повести себя именно так.

Я всего лишь человек, Невар. Если между вами произошло что-то такое… чем можно объяснить такую его ярость… даже если, пусть и ненамеренно, ты нанес ему оскорбление, тогда как честный человек ты мне должен об этом рассказать. — Он подвинул кресло поближе к моей кровати и заговорил тише, словно открывал мне огромный секрет. — Боюсь, я получил у Девара гораздо более важный урок, чем ты, и такой же тяжелый. Я ему доверял, сын. Я знал, что он будет с тобой суров, что не станет ради тебя нарушать обычаи кидона. Он был моим врагом, однако врагом, достойным доверия — если эти слова можно употребить рядом. Я верил в его честь воина. Он дал мне слово, что будет учить тебя как самого обычного юного кидона. А потом… совершил такое… Я ошибся, Невар. И ты дорого заплатил за мою ошибку.