Золотой шут - Робин Хобб Страница 34

Я больше не задавал вопросов, просто шел за ним и молчал. Я не сомневался, что у Чейда голова болит не меньше моего. Мне было известно, что он принял какое-то средство, чтобы справиться с похмельем, но еще я знал, насколько сложно такие средства составить. Иногда легче пережить страшную головную боль, чем пытаться создать лекарство.

Мы проникли в личные покои королевы, как делали это множество раз прежде. Чейд задержался на мгновение, чтобы убедиться, что там нет ненужных свидетелей, затем мы вошли в туалетную комнату и дальше в гостиную королевы, где нас ждала Кетриккен. Она встретила нас усталой улыбкой, а мы церемонно поклонились.

– Доброе утро, моя королева, – поприветствовал ее Чейд за нас обоих.

Кетриккен жестом пригласила нас войти.

В последний раз, когда я здесь был, взволнованная Кетриккен ждала нас в скромной, я бы даже сказал, суровой комнате, и все ее мысли занимал пропавший сын. Сейчас же гостиную украшали ее работы. Посреди маленького стола на подносе со сверкающими речными камешками лежало шесть золотых листьев. Три горящие свечи источали аромат фиалок. Шерстяные ковры прогоняли зимний холод, а на стульях я заметил мягкие накидки из овчины. В камине ярко горел огонь и кипел чайник. Оглядевшись по сторонам, я сразу вспомнил родной дом Кетриккен в горах. Она также приказала накрыть маленький столик с едой. В чайничке стоял горячий чай, но я заметил только две чашки.

– Спасибо, что привел Фитца Чивэла, Чейд.

Иными словами, она вежливо попросила Чейда оставить нас наедине. Он снова поклонился – пожалуй, немного более скованно, чем в первый раз, – и вышел тем же путем, что привел нас сюда. Я остался стоять перед королевой, пытаясь понять, что все это означает. Когда за Чейдом закрылась дверь, Кетриккен неожиданно тяжело вздохнула, села за стол и жестом показала мне на стул.

– Пожалуйста, Фитц, – она произнесла это так, словно приглашала меня отбросить в сторону формальности.

Я уселся напротив нее и принялся внимательно разглядывать мою королеву. Мы с ней были примерно ровесниками, но время обошлось с ней гораздо милосерднее, чем со мной. Прошедшие годы исполосовали мое лицо шрамами, а ее коснулись лишь мимолетно, оставив легкие морщинки около глаз и губ. Сегодня она надела простое зеленое платье, которое великолепно оттеняло ее бирюзовые глаза и золото волос, уложенных в незамысловатую прическу. Я не заметил ни украшений, ни косметики.

Забыв о церемониях, Кетриккен сама налила мне чай и поставила передо мной чашку.

– Если хочешь, бери печенье, – сказала она, и я с радостью воспользовался ее предложением, поскольку не успел поесть.

Впрочем, необычная интонация и чуть хриплый голос встревожили меня, и я поставил на стол чашку, которую поднес к губам. Кетриккен отвернулась от меня, стараясь не смотреть мне в глаза. Я заметил, как взволнованно трепещут ее ресницы, и вдруг по щеке скатилась одинокая слеза.

– Кетриккен? – встревоженно спросил я. Неужели случилось что-то такое, о чем я не знаю?

Может быть, ей стало известно, что нарческа не хочет выходить замуж за ее сына? Или она получила очередную угрозу, связанную с Уитом?

Кетриккен вздохнула и неожиданно посмотрела мне в глаза.

– О, Фитц, я позвала тебя сюда вовсе не затем, чтобы… Я надеялась, что смогу сама справиться… но, мне так жаль. Всех нас. Когда мне сообщили, я уже знала. Я проснулась на рассвете, потому что почувствовала… произошло что-то очень важное. Я поняла, что-то исчезло, разрушилось… – Кетриккен попыталась откашляться и не смогла. По ее лицу текли слезы, и она хрипло проговорила: – Я не могла понять, что случилось, но, когда Чейд рассказал мне о твоей потере, все сразу стало ясно. Я ощутила его уход, Фитц. Я поняла, что Ночной Волк нас покинул.

И тут Кетриккен всхлипнула, уронила голову на руки и разрыдалась, как ребенок, который больше не может сдерживаться.

А мне отчаянно захотелось бежать из ее комнаты. Я почти сумел справиться со своим горем, а она снова разбередила рану. Несколько мгновений я сидел, не в силах пошевелиться, окаменев от боли. Ну почему она не могла просто промолчать?

Но Кетриккен, похоже, не заметила, каково мне.

– Годы проходят, но такого друга забыть невозможно.

Она слегка раскачивалась на своем стуле, но так и не подняла головы и говорила, казалось, обращаясь к самой себе. Я едва различал ее слова, невнятные из-за слез.

– Никогда в жизни я не испытывала такой привязанности к животному, только когда мы вместе покинули замок. Мы шли и шли вперед, а он всегда был рядом, убегал на разведку, потом возвращался и проверял, нет ли погони. Он стал для меня чем-то вроде живого доспеха: когда он появлялся, я знала, он проверил дорогу впереди и уверен, что нас не поджидает никакая опасность. Без него я не выдержала бы и не смогла бы быть такой храброй.

– Когда мы отправились в путь, он казался частью тебя. Но потом я узнала его по-настоящему. Узнала, какой он отважный, и верный, и сильный. У него даже было чувство юмора. Порой, в особенности в каменоломне, у меня возникало ощущение, будто только он один меня понимает. И не в том дело, что я могла прижаться к нему, спрятать в его шерсти лицо и выплакаться, и он бы никому не сказал. Он радовался моим победам. Например, когда мы охотились вместе и я сделала удачный выстрел, я почувствовала его одобрение, словно он хотел сказать, что я… заслужила право на жизнь и могу остаться в этом мире. – Кетриккен вздохнула. – Я никогда его не забуду, и мне всегда будет его недоставать. А ведь мне так и не удалось его повидать перед тем…

У меня кружилась голова. По правде говоря, я не знал, какие отношения их связывали. Ночной Волк умел хранить свои тайны, а еще мне было известно, что королева Кетриккен предрасположена к Уиту. Я это чувствовал, когда она медитировала. И всегда подозревал, что ее врожденная «связь с природой» имела бы другое, менее красивое название в Шести Герцогствах. Но она и мой волк?..

– Он с вами разговаривал? Мысленно?

Кетриккен покачала головой, но так и не подняла ко мне лица. И я едва разобрал, ее слова.

– Нет. Но я чувствовала его в своем сердце, когда остальной мир перестал для меня существовать.

Я медленно встал и обошел маленький столик. Я собирался только погладить Кетриккен по плечу, но, когда я к ней прикоснулся, она резко поднялась и бросилась мне на грудь. Я прижал ее к себе, и она заплакала, уткнувшись мне в плечо. И тут, как я ни сопротивлялся, на глаза мне навернулись слезы. Ее горе, не жалость и сочувствие ко мне, а истинное горе, вызванное смертью Ночного Волка, выпустило на свободу мою печаль, позволило и мне предаться скорби. Боль, которую я пытался скрывать от тех, кто не смог бы понять всей глубины моей потери, неожиданно прорвалась наружу.

Мне кажется, я только тогда понял, что мы поменялись ролями, когда Кетриккен ласково подтолкнула меня к своему стулу и протянула свой крошечный и совершенно бесполезный платочек, а потом ласково поцеловала в лоб и щеки. А я продолжал рыдать и никак не мог успокоиться. Кетриккен стояла около меня, прижав к груди мою голову, гладила волосы и не мешала плакать. А еще она грустно вспоминала моего волка и говорила о том, как много он для нее значил, но я почти не слышал слов.