Мир Волкодава: Последняя война - Андрей Мартьянов Страница 33

— Уйду не я один, — напряженно ответил Берикей, поигрывая клинком. — Уйдут все мои товарищи.

— Хорошо. — Менгу соскочил на землю, мимоходом проверив оружие. Проиграешь — становитесь моими рабами. Каждый.

Подальше от пылающего дома быстро освободили круг. Конные степняки, предчувствуя забаву, короткими вскрикиваниями подбадривали своего сотника, саккаремцы же опустились на одно колено, лицами обратившись к закату — в сторону священного города Меддаи. Пусть Атта-Хадж, Вечная Богиня и Провозвестник рассудят, кто прав — их добрые слуги или незваные дикари-пришельцы.

Менгу и Берикей встали друг против друга, наблюдавший за поединщиками Танхой громко хлопнул себя ладонью по колену, давая понять, что схватка начинается, и…

— Вислоухий осел! — От азарта Ясур зашептал вслух, не опасаясь, что его голос кто-нибудь различит, очень уж сильно орали мергейты. — Берикей, у него левая сторона слабее! Ну кто так строит прямую защиту? Да твоего учителя самого поучить надо — палками на площади! Ох!

Саккаремский десятник совершил неудачное движение, и самый кончик сабли Менгу задел Берикея по предплечью, к счастью левому. Было заметно, что Берикей устает: он выдержал долгую осаду дома, плечи покрывала длинная кольчуга, шлем тяготил голову… Менгу же будто только сейчас родился — он вился вокруг саккаремца, как молодой коршун вокруг отяжелевшей цапли, и, хотя был куда менее умудрен в благородном искусстве сабельного боя, выигрывал в быстроте и нахальстве.

— Хорошо, что они не условились биться до первой крови, — бормотал Ясур, сжимая единственный кулак. — Иначе десятник нашего управителя давно попал бы в рабство. О Атта-Хадж, спаси его!..

Берикею не повезло. Под каблук сапога попался округлый камушек, саккаремец пошатнулся, а чиркнувшая по нагруднику брони сабля Менгу окончательно лишила его равновесия. Берикей, падая, отразил два легких, но искусных удара, потом Менгу носком сапога выбил клинок из его ладони и уже занес было острие над не прикрытой кольчугой жилистой шее саккаремского воителя.

— Нет! Остановись!

Менгу на мгновение замешкался, удивленный немыслимым нарушением правил поединка, принятых всеми известными ему народами: раз противник упал, его надо добить или пощадить, но никто не вправе помешать победителю в принятии решения. К молодому мергейту метнулся светлый невысокий силуэт, тонкая рука схватила его за запястье, а сабля пошла в сторону, ударив в сухую глину рядом с головой поверженного Берикея. Степняки яростно загикали, натягивая луки.

— Ты знаешь закон, — услышал Менгу высокий голос. — Он властвует над всеми племенами. Если женщина в миг казни объявляет мужчину своим, мужчине даруется жизнь. Я не права?

— Ты кто? — поразился Менгу и одним ударом сбил с головы нарушителя благочинного течения поединка шлем. — Та-ак… Ну что ж, этот закон известен каждому мергейту.

Перед молодым сотником, насупясь и тяжело дыша, стояла совсем юная девушка, почему-то облаченная в мужскую одежду. Глаза ее были удивительными: не темными, как у всех саккаремцев или степняков, а синими. Сейчас, в полутьме, при огне пожара, радужки казались фиолетовыми, будто весенние цветы на берегах Идэра.

— Подтверди, — бросил Менгу. — И я выполню твое пожелание.

— Я, Фейран, дочь Халаиба, — слегка задыхаясь, произнесла шехдадка, — беру под свою защиту поверженного в поединке Берикея и называю его своим будущим мужем. Никто не вправе коснуться человека, проигравшего битву, за которого заступается женщина. В том закон Степи, Саккарема и многих других народов. Пусть будут свидетелями Вечносущий Атта-Хадж и твои боги, сотник.

Берикей, простертый у ног мергейта, только невнятно застонал. Воин слышал о древнем уложении, доставшемся от незапамятных времен Царства Добра, что существовало до падения Небесной Горы, но… Какой стыд для него, его отца и всех мужчин-предков до двадцать первого колена! Жизнь в бою ему спасла женщина! Лучше бы наконечник клинка проклятого мергейта сейчас прошил Берикею толстые шейные жилы и потрескавшаяся глина улиц Шехдада впитала его кровь.

— Закон исполнен, — по обычаю степи Менгу поклонился женщине по имени Фейран и добавил: — Но это не освобождает вас от условий поединка. Твой жених проиграл, и теперь все вы принадлежите мне. Вы не пленники, вы рабы. И я ваш господин.

— Слушаю и повинуюсь, господин, — смиренно ответила Фейран, склоняясь перед высокорослым сотником, который убил ее отца, сестер, сжег дом и лишил всякой надежды на будущее. Тонкие пальчики Фейран цепко ухватили все еще лежащего Берикея за край надкольчужной накидки, и тот, повинуясь воле дочери бывшего господина, с трудом встал на колени перед Менгу. Если бы в руке был кинжал, Берикей, не раздумывая, ударил бы себя в сердце. Но сейчас, следуя закону и данному слову, он через силу выдавил:

— Слушаю, господин…

Восходные и полуночные кварталы Шехдада выгорели почти полностью, полоса пламени, гонимая степным ветерком, быстро шла к центру погибшего городка, пожирая купеческие склады, разграбленные мергейтами лавки торговцев, накрывая окровавленные и обнаженные трупы горожан, погибших во время невиданного разбоя, учиненного страшными степняками в Шехдаде, расцвечивая багряным кружевом плетеные ограды и заставляя сухие кипарисы стрелять в черное ночное небо мириадами гаснущих в вышине искр.

Луна взошла до половины зенита, но мергейты, все еще не насытившиеся жалкими сокровищами провинциального городка, кровью и похотью, продолжали рыскать по не охваченным пожаром кварталам, прилегавшим к полуденной стене города. На полную ночь в воздухе повисли звуки от щелчков угольев, стоны мужчин, визг женщин и раздирающий уши плач детей, которые, если выживут, уже никогда больше не улыбнутся.

Однорукий храмовый сторож Ясур уцелел лишь благодаря опыту и знаниям, приобретенным многие годы назад. После странного поединка у дома вейгила он сорвался с места, обогнул пожарище, пробираясь редкими тропинками между домами небогатых горожан, через сады почтенных эмайров, жестко перебитых мергейтами на рыночной площади, через прорытые арыки и знакомые дворики. Ему было жаль бросать привязанную неподалеку от главной площади лошадь, но ее уже наверняка нашли… А если обнаружилось тело убитого Ясуром нукера, то сколько еще жизней отдаст Шехдад за одного-единственного вонючего степняка, получившего по заслугам?..

Высокие башни трех минтарисов, взлетавшие над куполом храма Атта-Хаджа, стали для Ясура постоянным ориентиром — их можно было заметить из любой точки города. Иногда, правда, звездное небо застилал масляный черный дым и взлетавшие в невообразимую высоту искры создавали новые невиданные созвездия, сбивавшие с толку опытного пожилого воина, отдавшего тело войне, а душу Предвечному Атта-Хаджу.

"До полуночи огонь не доберется до храма, — лихорадочно размышлял Ясур, рассекая коленями мутную воду канала, орошавшего сад погибшего Джендек-эмайра. В доме, стоявшем по правую руку, не было видно ни единого огонька. Родичи Джендека наверняка прятались или были мертвы. Только изредка тоскливо взлаивали и подвывали дворовые псы. — Пайза у меня есть, значит, можно рассчитывать на доверие степных разъездов. Но как выбраться из города? Подождать до завтрашнего вечера, когда останется одно пепелище и мергейты уйдут? Или прорываться сейчас, ночью? У Фарра пайзы нет, но он вроде бы парень не гордый и наверняка согласится сыграть роль моего раба".