Память всех слов. Сказания Меекханского пограничья - Роберт М. Вегнер Страница 32

В очередной раз удалось им перемолвиться с Оменаром только на седьмой день путешествия. До этой поры ночлеги проходили в лагере – бандиты лежали в нескольких шагах от пленников, и каждый шепот бандиты наказывали ударами палок. Но в тот раз они остановились у скальной стены, истыканной дырами небольших пещер, а одна из них вновь послужила им в качестве укрытия. Переводчик накормил ее и напоил, осмотрел рану на голове и сказал, что не будет даже большого шрама.

– Не говори мне о шрамах, – фыркнула она прямо ему в лицо. – Что с князем?

Указала на мальчишку, что лежал лицом к стене.

– Спит. Чувствует себя нормально. Он меньше, меньше нужно и воды. Выдержит.

– А ты?

– Я тоже. Знаешь, где мы?

– Где-то на Пальце Трупа.

– Да. Чувствую перемену в воздухе, слышу беседы. Говорят, что половина дороги позади.

– Куда?

– Хотел бы я знать.

– Может, встретиться с остальными? – пододвинулась она ближе.

Он чуть улыбнулся:

– Ты умна. Да, их было в четыре-пять раз больше. Пей. Медленно. – Он приложил кубок к ее губам. – Сейчас дам тебе поесть. Они убегали сомкнутой колонной первые часы, потом разделились на несколько групп, и каждая ушла в свою сторону. Помедленнее, говорю же. – Он убрал посудину. – Если захлебнешься, больше воды не будет. Но я сомневаюсь, что они планировали встречу с остальными здесь. Какая-то группа могла бы привести за собой погоню. Нет, скорее, остальные оттянули преследователей и разбежались по пустыне. Наши хозяева чувствуют здесь себя в безопасности.

Он мог этого и не говорить. Вот уже трое суток они ехали медленнее, делая, пожалуй, половину пути в день от того, что вначале. К тому же бандиты скалились, перешучивались, сидели в седлах нагло, словно покорители целого мира.

– Мысленно уже подсчитывают золото за князя, – пробормотала она.

– Верно. Ты заметила, они больше не заботятся о том, будем ли мы разговаривать или нет? Они уверены. Раздают сухари и сушки. – Губы его скривила сардоническая улыбка. – Заботятся о нас, обычно невольники получают всего пару горстей червивого зерна. Но ты права, им удалось.

Она удивилась, услышав что-то вроде признания в его голосе:

– Ты ими восхищаешься?

Ответом была издевательская гримаса:

– Почти. Они могут быть врагами, но это не значит, что я их презираю. Презрение к врагу обесчеловечивает того, позволяет приписать ему худшие черты: глупость, трусость, озверение. Из-за презрения мы легче становимся жестокими, чтобы убедиться: враг отвечает тем же, чем утверждает нас в вере, что мы не ошиблись. А потому мы презираем его еще сильнее… В конце этой дороги две ошалевшие от ненависти твари пытаются вцепиться друг другу в глотку.

Она проглотила размоченный сухарь и несколько изюминок, которые жевала уже какое-то время.

– Воды, – попросила Деана, а когда он дал ей несколько глотков, добавила: – Ты всегда говоришь так длинно? Или только когда боишься?

– Я переводчик и ученый. Я восхищаюсь… умом. Они уничтожили караван, который охраняла сотня солдат, причем половина – Соловьи, и двух слонов. Мы были ослаблены нехваткой воды, но все равно… у них это заняло несколько десятков ударов сердца. Потом они разбили твоих, хотя я полагаю, случайно, они натолкнулись на вас, отступая после нападения, а так как не было времени менять планы – просто атаковали, чтобы расчистить себе дорогу. А теперь им удалось уйти от погони. Я ценю людей, использующих разум. Когда бы у меня было достаточно денег, я бы предпочел, чтобы эти бандиты на меня работали. – Он вздохнул. – И да, я боюсь. Если они сбросили со следа погоню, то мы в их руках. И единственная наша надежда – что все пойдет как они задумали.

– А если нет?

– Тогда нас убьют, а князь не взойдет к Оку, чтобы поклониться Владыке Огня.

– Тебе бы думать о своей судьбе. В случае проблем ты или я погибнем первыми.

– Знаю. И что ты с этим сделаешь?

Она заглянула ему в глаза, снова увидев молочную пленку. Не могла ничего в них прочесть.

– Проверяешь меня?

– А если и так? Ты можешь купить себе жизнь и свободу, предать князя, – сказал он неожиданно серьезно.

– И как, – дернула она связанными руками и ногами, – на милость Великой Матери, мне это сделать?

Он пожал плечами:

– Я воспитан при княжеском дворе, как и бóльшая часть слуг. Я видел интриги и коварство дворцовой камарильи, храмовых групп и Родов Войны. Лицо предательства, отраженное в тысячах зеркал, улыбалось мне из каждого угла. Когда растешь в таком месте, когда понимаешь, что… для остальных ты только пешка, малозначимая фигура на доске, ты учишься… Нет, извини, я не это хотел сказать. Вот, – он указал пальцем на глаза, – память об одной из дворцовых игр. Глупый ребенок прокрался в спальню отца и глотнул вина, что стояло на столике у кровати. Глотнул немного, чтоб никто не понял, и только из-за этого остался в живых. Часом позже у него начались судороги, и с пеной на губах он катался по полу. Спас его один из слуг, который узнал яд и дал ему противоядие, хотя и не сохранил парню глаза. Тех, кто хотел убить моего отца, никогда так и не поймали: просто одна из тысячи паучьих нитей, оплетающих дворец, та, что протянулась к нашей жизни.

Он вдруг улыбнулся и подмигнул заговорщицки, что было довольно жутко:

– Я тебе не надоел? Людей, которым я доверяю, могу перечислить по пальцам одной руки. Если у меня есть план, и если открою его тебе – что сделаешь? Пойдешь к их атаману, чтобы купить себе свободу?

К атаману. Она снова почувствовала ладонь, ползущую по ее телу. Тихо фыркнула:

– О да, я бы хотела к нему пойти. Ты даже не знаешь, как сильно хотела бы.

Он кивнул, став вдруг серьезней самой смерти:

– Хорошо. Тут я тебе верю. Просто должен, верно? – Он отодвинулся от нее. Шепот его донесся теперь из-под стены: – Я слепец, у которого под опекой ребенок. Переводчик и ученый. Меня никогда не учили сражаться, и даже столетний старик, вооруженный палкой, победил бы меня. Если я сбегу с князем, то как далеко мы уйдем в этой пустыне? А потому – какой может быть у меня план?

Она не ответила, понимая, что слова излишни.

– Мой план – молиться о чуде и рассчитывать на то, что иссарская воительница окажется достойной легенд о своем народе.

А потом тьма выплюнула еще несколько слов:

– И что она нас не продаст.