Иов, или Осмеяние справедливости - Роберт Хайнлайн Страница 32

И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее.

Бытие 29, 20

Иногда за мытьем грязных тарелок я забавлялся, высчитывая, какой высоты стопку тарелок я вымыл с тех пор, как начал работать на нашего патрона дона Хайме. Стопка из двадцати обычных для «Панчо Вилья» тарелок составляла около фута. Чашку с блюдцем или дна стакана я решил считать за одну тарелку, ибо их в стопку никак не уложишь. И так далее…

Высота большого маяка в Масатлане пятьсот пятнадцать футов, то есть он всего лишь на сорок футов ниже памятника Вашингтону. Я прекрасно помню тот день, когда закончил мыть первую стопку тарелок высотой с маяк. Я загодя сказал Маргрете, что скоро достигну своей цели и что это произойдет, вероятно, либо вечером в четверг, либо утром в пятницу.

Это случилось вечером в четверг. Я выскочил из подсобки, встал в дверях из кухни в обеденный зал, поймал взгляд Маргреты, поднял обе руки вверх и пожал их сам себе, как боксер.

Маргрета бросила принимать заказ у какой-то семьи и зааплодировала. Ей пришлось объяснить своим клиентам, что произошло, в результате через несколько минут она появилась на пороге подсобки и передала мне бумажку в десять песо — подарок от главы семейства. Я попросил поблагодарить его от моего имени и сказать, что только что заложил фундамент нового «маяка», который посвящаю ему и его семье.

В свою очередь сеньора Валера прислала мужа — дона Хайме — выяснить, почему Маргрета теряет время и разыгрывает спектакли вместо того, чтобы все свое внимание уделять работе… В результате чего дон Хайме захотел узнать, сколько я получил на чай, — и подарил мне еще столько же.

У сеньоры не было причин жаловаться — Маргрета считалась не только ее лучшей официанткой, но и единственной, говорившей на нескольких языках. В тот день, когда мы начали работать на сеньора и сеньору Валера, в кафе пригласили маляра, пишущего вывески, который получил задание написать броское объявление: «Английский говорить тут» — после чего Маргрета стала не только обслуживать англоязычных гостей, но и подготавливала меню на этом языке (цены в котором были на сорок процентов выше, чем в меню на испанском языке).

Дон Хайме оказался неплохим хозяином. Он отличался добродушием и в целом справедливо относился к слугам. После того как мы проработали около месяца, он рассказал мне, что не взял бы на себя мой долг, если бы не судья, который не разрешил продавать мой контракт отдельно от контракта Маргреты, так как мы супружеская пара, (Иначе я оказался бы батраком на плантациях и виделся бы с женой чрезвычайно редко — так сказал мне дон Амброзио. Да, дон Клементе был добрым судьей.) Я ответил, что счастлив, что тоже попал в договор, однако, решив нанять Маргрету, дон Хайме просто продемонстрировал свою дальновидность.

Дон Хайме согласился со мной. Оказывается, он уже несколько недель посещал по средам аукцион пеонов в поисках женщины или девушки, говорящей на двух языках, которую можно было бы быстро обучить профессии официантки, и выкупил меня ради Маргреты. Но теперь он хотел сказать, что нисколько не жалеет об этом, так как еще никогда не видел столь чистой подсобки, столь безукоризненно вымытых тарелок и такого блестящего серебра.

Я заверил его, что считаю своей личной привилегией помогать поддерживать престиж и доброе имя ресторана «Панчо Вилья» и его знаменитого патрона дона Хайме.

Если говорить по правде, то я просто не мог удержаться, чтобы не отдраить подсобку. Когда я впервые ее увидел, то подумал, что пол в ней земляной. Так оно и было — в него можно было сажать картошку. Однако под слоем грязи дюйма полтора толщиной оказался весьма приличный цементный пол. Я его отчистил, а затем поддерживал чистоту — мои ноги все еще были босы. А потом я потребовал порошок против тараканов.

Каждое утро я истреблял тараканов и подметал пол. Каждый вечер, прежде чем уйти домой, я посыпал все вокруг отравой. Победить тараканов невозможно, думал я, но их можно разгромить, заставить в беспорядке отступить и поддерживать постоянную боевую готовность к отпору.

Что же до качества мытья тарелок, то иначе и быть не могло. Моя мать страдала грязебоязнью в острой форме, и в силу своего возрастного положения в большой семье я мыл и вытирал тарелки под ее неусыпным контролем с семи лет до тринадцати (когда я закончил курс мытья и перешел на торговлю газетами, что уже не оставляло времени для мытья тарелок).

Однако не думайте, что мытье посуды — мое любимое занятие. Я терпеть не мог этого в детстве — не могу терпеть и теперь.

Тогда почему я делал это? Почему не сбежал?

Разве трудно понять? Мытье тарелок позволяло мне быть рядом с Маргретой. Бегство, может быть, и заманчиво для некоторых должников — не думаю, что тех, кто бежал под покровом ночной темноты, так уж рьяно тут преследовали и ловили. Однако для супругов, один из которых — яркая блондинка (да еще в стране, где блондинки особенно привлекают внимание), а другой ни слова не говорит по-испански, бегство вряд ли возможно.

Мы оба работали как проклятые — с одиннадцати до одиннадцати, за исключением вторника, с номинальными перерывами на сиесту (два часа) и на ленч и обед (по полчаса), но зато другие двенадцать часов в сутки были нашими плюс целые сутки по вторникам!