Соня и ведьма - Даха Тараторина Страница 32

— У тебя что-то с запястьем? — наконец, спросил колдун, словно мы по-дружески прогуливались поздним вечером. — Ты который день его бережёшь.

— Да, — я спрятала руку в карман. — Растяжение. Кажется.

В ушах отчётливо прозвучал треск сустава: не то моего, не то того излишне общительного амбала в баре.

— Дай.

Не дожидаясь согласия, он сам задрал рукав огромной дутой куртки. Почему-то вдруг стало стыдно. За дырку на манжете пуховика, за его несуразность и смешной детский фасон, за отсутствие изящных кружевных перчаток, как у Евдокии Абрамовны, за обгрызенные ногти. Но Кирилл, кажется, этого не замечал. То ли я успела донельзя замёрзнуть без перчаток, то ли его ледяная кожа вовсе не так уж холодна. Но это прикосновение почему-то стало тёплым. Кир деловито погладил кисть, нашёл надорванную мышцу, осторожно прощупал.

— Ты что делаешь? — горло перехватило не меньше, чем когда этот же мужчина пытался меня придушить. Буквально.

— Стой здесь.

В маленьком городе есть лишь два необходимых круглосуточных заведения: аптека и пивнушка. Благо, спутник скрылся в первом. Совсем ненадолго, на пару минут, в течение которых мне почему-то и в голову не пришло ускориться, чтобы успеть на троллейбус, величаво покачивающийся чуть впереди. На запястье лёг эластичный бинт.

— Растяжение, — пояснил шеф. — И не мешало бы начать его лечить пару дней назад.

— Ты что делаешь? — повторила я. Да мне никто не поверит! Холодный, хмурый, молчаливый босс о ком-то… заботится?

Холодный и хмурый справедливо рассудил, что вопрос не о перематывании травмированной конечности.

— Провожаю тебя домой. Из-за моей вспышки ты просидела на работе допоздна, а я не могу отправить девушку ночью в одиночестве, — в этот раз он совершенно точно улыбнулся. Шаловливо, неуклюже и искренне: — Даже если она способна раскидать обидчиков одной левой. Раз уж правая не функционирует.

Может ему просто лень утилизировать труп? Заведёт в квартиру, тюкнет по маковке, чтоб лишнего не спрашивала, — и поминай как звали. Коллеги подтвердят, что мы с Киром почти не общались, делить нам нечего, да и конфликтов, если исключить магический конфуз, не имели. Что происходит вообще?! Почему он то и дело бросает на меня взгляды из-под лохматой чёлки и молчит, как партизан?!

Я несколько раз набирала в грудь воздуха, но так и не смогла выдавить вразумительную фразу. И это никак не связано с колотящимся о рёбра сердцем!

«Поосторожнее, девочка. Не думай, что это дружеский совет, но не доверяй ему», — натянутая струна напряжена меньше, чем Нели. Она замерла, спрятавшись за занавеской моего лица, и боялась шелохнуться.

Тогда убеди меня довериться тебе, Нели. Пока с вами обоими одинаково неспокойно.

— … не расслабиться, — закончил Кир.

— Что? Прости, я задумалась.

— Я говорю, на таможне столько работы, что невозможно расслабиться. Не помню, когда последний раз просто гулял по вечерним улицам.

Как мы успели добраться до знакомой многоэтажки, я не поняла. Время словно сжалось тугой пружиной, а потом — хоп! — и оказалось, что едва ли не половину города мы прошли пешком, в тишине и, что самое странное, без малейшего неудобства. Если не считать мыслей о моём планирующимся убийстве. Говорят, дорога становится короче за хорошей беседой. Но, как выяснилось, за хорошим молчанием она исчезает вовсе.

Детская площадка сюрреалистично поблескивала отсыревшими монстрами, в которых тьма превращала горки, паучки и качели. Они щерились на поздних прохожих, тянули тощие металлические лапы, скрипуче рычали друг на дружку. Ночь — их время. Можно не притворяться бездыханными статуями, не катать на костлявых спинах верещащих детишек, не подставлять покорно бока с облупившейся краской под неугомонные ступни. Ночью можно показать зубы, а то и проглотить, переварить в вязком пузе песочницы замёрзших, нахохлившихся и потерявших направление пьянчужек. Парочка таких как раз сидела к нам боком. Один, смирившись с участью и будущей простудой, прикорнул на мокрой скамейке, укрывшись пакетиком из продуктового. Второй сидел рядом, засунув озябшие руки в рукава косухи, нахохлившись, как облезлый петух.

— Дэн?

Второй пьянчужка оказался более чем трезвым, но зато замёрзшим, злым и готовым к разборкам.