Темная звезда - Вера Камша Страница 32

Маг уверенно ступил на плотные кожистые листья, сплошным ковром покрывающие водоем. Роман, поколебавшись, последовал его примеру, живые зеленые плотики мягко пружинили под ногами. Несмотря на свое природное любопытство и положение разведчика, раньше он не удостаивался чести быть приглашенным в святая святых Запретной магии людей и теперь предвкушал нечто интересное. Они дошли почти до центра пруда, когда листья кувшинок, запросто выдерживающие вес двух взрослых мужчин, внезапно расступились — блеснула вода. Уанн прикрыл глаза, сосредоточиваясь перед заклинанием, и пробормотал что-то невразумительное. Водная гладь подернулась серебром, внутри закружились и затанцевали зеленоватые вихри. Когда они утихли, Роман увидел полутемную комнату.

Окна скрывали тяжелые драпировки, дубовые резные панели и массивный письменный стол создавали обстановку мрачной торжественности. За столом в кресле сидел полный седой человек в светло-зеленом одеянии. Бард сразу узнал Архипастыря Филиппа. Эльфийский разведчик помнил, что первый клирик Арции был человеком умным и занимался не столько делами небесными, сколько земными, обычно именуемыми политикой.

К главе Церкви людей Роман испытывал спокойное уважение. При Филиппе не сжигали ни еретиков, ни книг, не устраивали великих походов, не пытались разнести в клочья уцелевшие языческие поселения. Архипастырь подкармливал художников и поэтов, стараясь с их помощью сделать обряды богослужения красивее и светлее, а причитающуюся Церкви «двенадцатую долю» собирал в основном с людей состоятельных. Поговаривали, что Филипп сведущ в Высокой магии. Это не удивляло. Для того чтобы определить рамки Дозволенного (что входило в компетенцию Церкви), главе последней надо было знать много больше, чем положено простым смертным. Одним словом, Его Святейшество был человеком достойным, но пути его с тропами эльфов нигде не пересекались.

Роман недоуменно посмотрел на Уанна. Тот глазами попросил подождать, и бард послушно принялся рассматривать детали меблировки. Наконец Филипп очнулся от задумчивости и позвонил в стоящий на столе бронзовый колокольчик. Вошел кругленький монашек в очках и с обвязанным горлом.

— Брат Парамон, мне сообщили, что была предпринята попытка проникнуть в библиотеку.

— Ваше Святейшество, сторож поднял тревогу, но злоумышленнику удалось бежать.

— Какой ущерб нанесен?

— Вор перерыл все помещение. В конце концов ему пришлось зажечь фонарь, свет которого его и выдал. Насколько известно мне…

— А тебе, брат Парамон, насколько известно мне, известно все, связанное с библиотекой, — с улыбкой заметил Архипастырь. Брат Парамон расплылся от похвалы, став до невозможности похож на симпатичного лесного сычика.

— Ваше Святейшество, — продолжал дрожащий от счастья монах, — к счастью, не пропало ничего. Однако я с большой долей вероятности могу предположить, что искал вор. Он рылся в картотеке в ящиках с литерой «Ж» — «животные», «К» — «Копытные» и «Р» — «Разное» в секторе гравюр. Очевидно, ему была нужна некая гравюра с изображением копытного животного, но в необычном ракурсе. Не лошади и не мясного скота. «Лошади» и «Скот» у меня хранятся отдельно (вы же знаете, что кардинал Атуанийский интересуется всем связанным с породистыми лошадьми, а Иоахиммиус занимается мясными животными). Лично я готов предположить, что искомый предмет — это старинная гравюра, выполненная в так называемом «стиле Темных эльфов» и не имеющая эквивалентов. Это очень ценный экземпляр, и я не рисковал хранить ее в общем зале. Она находится в моем рабочем кабинете, куда вор не добрался.

— Принесите ее.

Роман взглянул в лицо мага, но оно оставалось бесстрастным. Зато на лице Архипастыря отчетливо читались тревога и нетерпение. Наконец брат Парамон появился вновь, торжественно неся потертый футляр черного сафьяна. Филипп нетерпеливо отбросил крышку, и перед ним (и двумя сторонними наблюдателями) предстало изображение Белого Оленя.

Великолепное грациозное животное, увенчанное короной сияющих рогов… раздирало клыками человеческое тело. На заднем плане дымились развалины и в море на всех парусах уходил корабль.

Архипастырь долго не мог оторвать взгляда от изображения. Наконец он резко повернулся:

— Брат Парамон, я прошу вас забыть об этой гравюре. Я позабочусь, чтобы НИКТО, вы слышите, НИКТО и НИКОГДА ее не нашел. И, кстати, почему в вашем каталоге она не числилась ни под литерой «Ж», ни под литерами «К» и «Р»?

— Ваше Святейшество. Она принадлежала Ее Святейшеству Циале и была ею собственноручно зарегистрирована на литеру «П» — «Пророчества»…

2228 год от В. И. 15-й день месяца Медведя. Час Рассвета.

Таяна. Высокий Замок.

— Вот такие дела, герцог, — тихо сказал Роман, — Уанн, лучший из живущих магов, чтоб там ни говорил Примеро и его дружки, по каким-то лишь ему ведомым причинам наблюдал за Архипастырем и подслушал этот разговор. Волшебник, конечно, что-то скрывает, но и сказанного вполне достаточно, чтобы я добивался встречи с Архипастырем.

Рене Аррой молчал, прикрыв глаза. Возможно, он и был поражен, но на породистом лице не дрогнул ни один мускул.

— Филипп тебя примет, но сначала надо понять, что творится здесь. Что со Стефаном?

— Для начала скажи мне, если ты столкнешься с чем-нибудь, что можно объяснить только чудом…

— Если других объяснений нет, я согласен на чудо.

— В таком случае придется согласиться с тем, что Стефан стал жертвой колдовства, но колдовства, совершенно чуждого человеческой или эльфийской волшбе. Тролли и гномы здесь также ни при чем. Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Разговоры о простуде или простой порче — бред. Как медик и маг могу сказать, что у него все в порядке.

— При этом он не может ходить, а его болезнь медленно и верно его догрызает…

— … и по ночам ему снятся кошмары, которые он не помнит. Я заглянул в сознание Стефана. С его разрешения, разумеется. Обычно ужасы гнездятся в нас самих, но у твоего племянника удивительно твердая и ясная душа. Там нет ни злобы, ни безумия. Я нашел едва заметные следы эльфийской памяти крови (очевидно, кто-то из предков был Перворожденным), самой же сокровенной его тайной является любовь к дочери Годоя.

— Что ты, это-то как раз ни для кого не тайна, хоть мне его и не понять… Такая женщина может вызвать жалость или удивление, но никак не любовь.

— Тем не менее Стефан любит ее, в этом нет сомнения. Но к его болезни бедняжка не имеет никакого отношения.

— Ты все же недоговариваешь…

— Скорее, готовлю тебя к «приятной» новости. Я усыпил Стефана, и… вот тут-то я и поймал их за хвост. Когда принц уснул, его сознанием и его телом тотчас же попробовала овладеть какая-то сущность, непонятным мне образом вцепившаяся в его астральное естество. Это нечто до такой степени страшное, отвратительное и чуждое, что я едва не упустил эту пакость. Оно пытается полностью подчинить Стефана…

— И? — Унизанная кольцами рука с треском переломила изящный нож для фруктов.