Оскверненная - Гленда Ларк Страница 31

На краткий момент я снова вспомнил Цисси. Было бы так хорошо на рассвете уснуть в ее объятиях. Но Цисси была мертва, и я больше не был уверен в том, что найду утешение в женских объятиях. Были вещи, с которыми я должен был научиться справляться собственными силами. К тому же единственной женщиной, о которой я мог думать, была теперь Джесенда.

Я сидел дома целую неделю, говоря себе, что делаю это ради себя самого. Мне ни к чему были дополнительные осложнения, которые неизбежно возникли бы, если бы все узнали, что Эларн Джейдон, единственный сын главы Гильдии, – силв. Сейчас это было ни к чему. Подобная новость оживила бы старые споры среди тенкорских священнослужителей. Грешили ли менодианесилвы уже одним тем, что были силвами? Или грешили они только в том случае, если пользовались своей магией? А может быть, в этом вообще не было греха, если они не мошенничали и не обманывали? И как следствие: был Эларн грешником или нет? Уж выяснения этого мне никак не требовалось.

Так что я сидел дома, послав в Гильдию сказать, что болен. Я попросил одного из слуг отца сходить к мастеру и заказать новое каноэ, а на обратном пути отнести родным Цисси письмо с соболезнованиями. Я готовился к экзаменам и искал в библиотеке главы Гильдии – а она была обширной – все, что касалось менее известных сторон силвмагии.

Сначала я находил только то, что уже знал: магию мог видеть только тот, кто создавал заклинание, и обладающие Взглядом. Ее воздействие – такое, как иллюзии, исцеление силвами или язвы, вызванные дунмагией, и так далее – были, конечно, очевидны для всех, но только не магия как таковая. А волшебный огонек был клубочком чистой магии, только и всего. С его помощью ничего нельзя было сделать. Он просто существовал. Следовательно, огонек, созданный Джесендой, и свет, который он давал, должны были бы быть видны только ей или комуто, кто обладал Взглядом. Я не должен был бы ни видеть его, ни управлять им и уж, конечно, – а именно это я под конец и сделал – ни погасить.

После пяти дней старательных поисков я всетаки нашел указание на нечто подобное: рассказ о силвахблизнецах, которые могли видеть магию друг друга. К концу недели я сумел только узнать, что иногда в магии случаются отклонения. Было, конечно, любопытным фактом то, что Джесенда, основываясь на детских воспоминаниях, решила, что я сумею увидеть зажженный ею волшебный огонек. Любопытным, но не потрясающим основы.

На самом деле то, что творилось на той неделе в политике хранителей, было гораздо интереснее. Совет хранителей собрался, но ни Фотерли, ни Датрик не смогли одержать победы. Случилось так, что в это время умер один из советников, число членов Совета стало четным и голоса разделились в точности поровну. Начались тайные переговоры, и нескольких человек удалось переманить на другую сторону, но и при новом голосовании за каждого кандидата отдало голоса одинаковое число советников. Когда такое случилось в третий раз, было принято решение, предусмотренное конституцией островов Хранителей: временным главой Совета на шесть месяцев провозглашался старший из кандидатов – в данном случае Датрик, – а через полгода должны были состояться новые выборы. Другими словами, у Датрика было ровно шесть месяцев, чтобы показать на практике, чего он стоит.

Я явился в Гильдию в день испытаний и вытерпел множество насмешек: мои приятели решили, будто я притворился больным, чтобы иметь возможность заниматься без помех.

Когда каноэ было готово, я отправил его Джесенде со следующим же баркасом. После этого каждый раз, когда я отправлялся в Ступицу, мы с ней встречались и я учил ее плавать на каноэ. Я полагал, что это даст мне замечательную возможность получше ее узнать; я оказался прав лишь отчасти.

Я звонил в колокольчик у садовой калитки дворца Датрика – того же самого дворца, потому что семейство не переселилось в резиденцию главы Совета, и слуга провожал меня к лодочному сараю. Там я ждал прихода Джесенды. Она всегда бывала точна: да и нельзя было иначе, если катаешься на волне отлива. Джесенда являлась безупречно одетой, словно отправлялась, держа над собой зонтик, на прогулку по саду, однако, как я скоро узнал, ее платье было иллюзией: она уже была в купальном костюме, и ни в чем больше. Конечно, в Ступице купальные костюмы были весьма консервативны и закрывали купальщиц от шеи до щиколоток, однако Джесенда носила такой обтягивающий, что я наслаждался, глядя на нее. Будучи здоровым молодым человеком, я мог целыми днями тайком бросать взгляды на соблазнительные округлости…

Препятствие заключалось в том, что на каждый период отдыха, который я проводил в Ступице, приходилась всего одна дневная отливная волна, а Джесенда иногда бывала занята в это время. Случались еще и другие неприятности: если, например, она упускала волну, то урок на этом заканчивался. Когда волна уходила по заливу, урок заканчивался тоже. Джесенда мило благодарила меня, мы возвращались в лодочный сарай, и она исчезала. Это меня огорчало. Единственное время, которое мы проводили вместе, бывало, когда я отвозил ее подальше от берега и обратно – для этого я использовал свой полоз – или когда мы ждали открытия ворот и прихода волны.

Джесенда никогда не приглашала меня к себе. Мне приходилось переодеваться в ее лодочном сарае, и к тому времени, когда я натягивал городскую одежду, она уже исчезала в доме. Когда мы все же разговаривали, Джесенда желала узнавать о тонкостях катания на волне и способах улучшения собственной техники. Она была одной из самых целеустремленных женщин, каких я только встречал.

К счастью, она находила время и на то, чтобы учить меня более эффективно пользоваться силвмагией. До того мое образование по этой части было в лучшем случае обрывочным. Когда я был совсем маленьким, отцу пришлось нанять силва, чтобы тот обучил меня основам, – главной целью этих уроков, конечно, было научить меня скрывать свой дар. Когда меня отправили прочь с Тенкора, я подружился с семейством силвов, жившим неподалеку. Дети помогли мне не просто научиться управлять магией, но и развивать свою силу; потом, когда мне исполнилось двенадцать, я решил совсем отказаться от своего наследия силва и вернулся в дом отца на Тенкоре. Теперь же Джесенда с радостью занялась моим образованием.

– Просто преступление знать так мало, – ворчала она. – Оставить такого сильного мага без обучения…

Я не знал, почему она считает меня сильным магом. В конце концов, это именно она обладала необычной магической силой, а не я. Мне очень хотелось многому у нее научиться, но я боялся возвращаться на Тенкор, благоухая силвмагией. Ктонибудь обязательно скажет об этом отцу. Моя нерешительность, конечно, раздражала Джесенду.

– Ох, боже мой, Эларн, – однажды недовольно сказала она мне, – ты должен решить, хочешь быть силвом или нет! Ты не можешь тыкаться тудасюда, как лодка без руля.

В этот момент мы возвращались в лодочный сарай, и мне гораздо больше хотелось поболтать с Джесендой о том, не пойти ли нам выпить по чашке шоколада или о чемто еще столь же приятном и необременительном. Вместо этого мы говорили о моем нерешительном характере… Джесенда была, конечно, права. Я должен был принять решение. Когда я бывал с ней, я не сомневался в своем желании стать силвом; на Тенкоре ситуация не казалась такой ясной.