Риф яркости - Дэвид Брин Страница 31

Что сказать? Солгать? Не могу пообещать, что этого не случится. Закон суров. Но он таким и должен быть. Мудрецы могут проявить милосердие. Это разрешено. Но кто я такой, чтобы обещать от их имени?

Он вспомнил рассказ своего прежнего учителя о том, как была открыта большая группа сунеров. Произошло это давно, когда Фелон сам был учеником. Нарушителей обнаружили на отдаленном архипелаге, далеко на севере. Одна из моряков – хунов – ее обязанностью было патрулировать моря, как охотники люди охраняют леса, а жители равнин уры – свои степи, – наткнулась на племя своих родичей, живущее среди ледяных потоков. Эти хуны отыскивали пещеры впавших в спячку руолов и убивали откормленных животных во сне. Каждое лето преступное племя выходило на берег и разжигало в тундре костры. Стада длинношерстных длинноногих галлейтеров впадали в панику и сотнями бросались с обрывов, чтобы хуны могли подобрать мясо нескольких из них.

Гахен, моряк, заметила дым от одного такого массового убийства и принялась наказывать преступников в манере своего народа. Непостижимо терпеливая, настойчивая и мягкая – эта манера вызывала у Двера ночные кошмары, когда он об этом вспоминал, – она потратила целый год на то, чтобы по одному переловить всех членов племени, отнимая драгоценную кость жизни, пока не остался один престарелый хун. Его она поймала и привезла домой, чтобы он дал показания. И везла его в лодке, нагруженной доверху позвоночниками его соплеменников. После того как преступник – сунер дал показания – этот печальный рассказ длился четырнадцать дней, хуны сами казнили его, искупая свою вину. А все конфискованные позвоночники размололи в порошок и разбросали по пустыне, далеко от воды.

И воспоминания об этом рассказе наполняли сердце Двера тяжестью и тревогой.

Прошу, избавь меня от того, чтобы меня просили сделать то же, что Гахен. Я не смогу. Даже если прикажут все мудрецы. Даже если Ларк скажет, что от этой единственной жизни зависит судьба всего Джиджо. Должен быть иной, лучший путь.

В том месте, где тропа, казалось, окончательно сужается, позволяя сойтись стволам бу, неожиданно обнаружилась поляна. Чашеобразное углубление, почти в тысячу метров в диаметре, с поросшим водорослями озером в центре и с узким выходом по другую сторону. По внешнему краю кратера шла полоса гигантских бу, стены тихой горной долины покрывали огромные камни, между которыми росла чахлая зелень. По краю озера шла полоска более густой растительности, на удалении казавшаяся пышным мхом, из которого тянулись бесчисленные переплетенные щупальца. На самом деле это были стволы. Даже с того места, где стоял Двер, видны были полупогрузившиеся в пыль обломки толщиной в ногу.

Мирной тишине противоречило странное ощущение безжизненности. Пыль не потревожена следами копыт, видно только действие дождя и ветра. По предыдущим посещениям Двер знал, что благоразумные животные избегают это место. И все же после удушающей тесноты туннеля-тропы было приятно снова увидеть небо. Двер никогда не разделял владевший всеми обитателями планеты страх перед открытым небом, даже если это означало короткий путь под палящим солнцем.

Когда проходили между первых камней, глейвер жалобно завизжал и старался идти ближе к Рети, чтобы держаться в ее тени. Глаза девушки сузились. Она словно не заметила, что тропа поворачивает, и двигалась дальше в прежнем направлении к озеру.

Двер догнал ее в несколько шагов.

– Не сюда, – сказал он, качая головой.

– Почему? Мы ведь идем туда, верно? – Она указала на единственный проход в противоположной стене кратера, где узкий пенный поток выливался из долины. – Ближе пройти берегом озера. Да и легче, кажется, кроме участка у самого берега.

Двер показал на остатки серых нитей, окутывавших ближайшие камни.

– Это… – начал он.

– Я знаю, что это такое. – Она сделала гримасу. – Буйуры жили не только на Склоне, даже если вы, западные, считаете это место самым пригодным для жизни. У нас, за хребтом, тоже есть мульк-пауки в старых буйурских развалинах. Да и чего ты боишься? Ведь не думаешь, что этот жив? – Она пнула одну высохшую нить, и та рассыпалась в пыль.

Двер с трудом сдержался. Это говорят ее шрамы. Должно быть, с ней ужасно обращались. Сделав глубокий вдох, он спокойно ответил:

– Я не думаю, что он жив. Я это знаю. Больше того – этот паук сумасшедший.

Первая реакция Рети – удивленно поднятые брови. Она повернулась и в деланном ужасе спросила:

– Правда?

Потом засмеялась, и Двер понял, что она над ним издевается.

– А что он делает? Выставляет липкие приманки, полные ягодного сахара и сладкого тара, чтобы поймать плохих девочек?

Растерявшись, Двер наконец ответил:

– Я мог бы догадаться, что ты скажешь что-нибудь такое. Теперь в глазах Рети появилось искреннее удивление.

– Я должна его увидеть!

Она неожиданно резко дернула веревку у себя на поясе. Узел, казавшийся таким тугим, распустился, и девушка метнулась в сторону, между несколькими замшевшими камнями. Hyp с возбужденным лаем последовал за ней.

– Подожди! – тщетно кричал ей вслед Двер, зная, что гнаться за ней в этом каменном лабиринте бесполезно. Вскарабкавшись на ближайший крутой каменистый склон, он разглядел ее лохматую голову. Девушка бежала к нагромождению камней у самого озера.

– Рети! – крикнул он. – Не трогай…

И смолк, чтобы не тратить силы. Тот самый ветер, который приносит запах озера, уносит его слова, так что они до нее не доходят. Двер снова спустился на тропу и увидел, что даже глейвер исчез. Проклятие!

Глейвера он отыскал в полуполете стрелы на обратном пути. Самка повиновалась инстинкту, который заставляет глейверов упрямо идти на восток, подальше от защиты и удобств, часто навстречу верной смерти. Ворча про себя, Двер схватил веревку и принялся оглядываться в поисках чего-нибудь, чего угодно, чтобы привязать ее, но ближайшие узловатые бу слишком далеко. Сняв мешок, он достал оттуда другую веревку, перевернул самку, не обращая внимания на ее протесты, и связал задние ноги, до которых она не может добраться зубами.

Боль, раздражение – и то и другое скучно.

– Прости, скоро вернусь, – оптимистично ответил он и направился за девушкой сунером.

Держись выше и по ветру, думал Двер, сворачивая в ту сторону, где в последний раз ее видел. Может, просто хитрость. Она обогнет озеро и направится домой.

Немного погодя он заметил, что машинально достал лук, настроил его на короткое расстояние и открыл крышку колчана на бедре, полного коротких стрел.

Что хорошего дадут стрелы, если она рассердит паука?

Или еще хуже: если он заинтересуется ею?

У краев долины камни сохраняли еще признаки своей древней роли, это были части гордого сооружения буйуров, некогда стоявшего на берегу озера, но по мере приближения к самому озеру всякое сходство с каменной кладкой исчезло. Камни покрывали клубки нитей. Большинство нитей казались мертвыми – серыми, высохшими, распадающимися. Однако вскоре зрение уловило зеленоватую полоску… и чуть подальше. Из щупалец на каменную поверхность стекала липкая слизь, помогая природе стереть все следы прежней искусственной гладкости.