Волшебница Вихря - Галина Мишарина Страница 31

Осень берегла море, и шторма ещё только предстояли. Не было ни сильных ветров, ни гроз, ни водных смерчей. Не ведаю, замечали ли это другие, но Влас с каждый днём становился всё холоднее и отчуждённее. Глаза его утратили синеву, в теле появилось каменное напряжение, похожее на то, что владело Зверем. Он без устали трудился с воинами, часто бывал у горных драконов. А вечерами разговаривал с Люсьен, которая, казалось, поселилась в Вихреградье навсегда.

Больше всего меня пугала упрямая настойчивость девушки. Не знаю, как остальные, а я замечала, каким жутким взглядом она смотрит на вожака. Как будто точно знала все его слабости, и знай, выбирала, куда именно ударить, чтобы наверняка причинить вред. У Люсьен были на Власа какие-то свои планы, и от этого мне становилось не по себе.

Понимая, что у Элика много дел, я пошла за советом к Эльте.

– Нравится она ему, как же! – невесело хмыкнула сестра Вихря. – У него с ней какие-то особые дела, я подробностей не знаю. Но что не любовные – это точно.

– Но он смотрит на неё так внимательно, так пристально! – не сдавалась я. – Словно видит что-то, что нам недоступно.

Эльта задумалась.

– Если честно, Веда, я не знаю… Но неужели ты думаешь, что он её?..

– Любовь порой приходит так неожиданно, что сердце не готово смириться и принять эту истину, – пробормотала я. – Мне кажется, нужно за ней присматривать. Понимаю, про меня всякое болтают, но именно Люсьен куда больше похожа на ведьму.

– Вот здесь я с тобой согласна полностью. Мне даже кажется порой, что она творит колдовство, но доказать это будет непросто.

– Пожалуйста, поговори с братом! Убеди его поберечься! Тебя он точно послушает.

Эльта поглядела мне в глаза:

– Влас дорог тебе?

Я кивнула, пытаясь найти подходящие слова, но никак не могла решиться на серьёзное признание. Впрочем, Эльта и так понимала, что со мной произошло. Она ведь и сама любила без взаимности.

– Я поговорю с ним до отплытия. Ты ведь помнишь, мы с Ильёй к тёте собираемся?

– О таком не забудешь, Элик-то с вами пойдёт. Будет первое его долгое плавание. – Я вздохнула. – Как мы тут без вас месяц будем?

– Уверена, что ты справишься. Влас же остаётся. Хотя я понимаю, он сейчас сам не свой, но тебя в обиду не даст.

– Теперь некому меня обижать – Шимель извинился, остальные успокоились. Да я, наверное, сама виновата. Нужно было пожёстче с ними, а я только улыбалась и не могла решительно пресечь всякие попытки к более близкому знакомству.

Командир и правда пришёл ко мне спустя некоторое время после того неприятного разговора на берегу, и искренне попросил прощения. Я, конечно, приняла его извинения, но друзьями мы не стали. А тут ещё Люсьен появилась… Стоило отплыть Эльте, как наши с гостьей отношения резко ухудшились. И началось всё с одного простого разговора.

Мы столкнулись в саду, где я вместе с Храном чинила старые тома по волшебству. Я вообще стала чаще бывать в библиотеке, и если не вышивала, то читала, а пёс всегда был рядом. Добрый старик-хранитель никогда нас не прогонял, и непременно давал Храну что-нибудь вкусное.

– Вот это рухлядь! – не поздоровавшись, сказала Люсьен. – Зачем ты тратишь на них время, книги-то все сплошь бесполезные!

– Откуда ты знаешь? – спокойно спросила я, не спеша прерывать своего занятия.

– Читала. Всё это добрые сказочки для тех, кто ничего не смыслит в колдовстве.

– То есть ты считаешь сказки бесполезными? – усмехнулась я.

Хран встрепенулся, когда Люсьен шагнула к нам, но попыток обнюхать девушку не делал и хвостом не вилял – заворчал недовольно. Я снова подумала о том, что за тьма живёт в гостье, а девушка отозвалась:

– Мне по душе реальность. Сон, как бы ни был красив, не даст тебе настоящей пищи или особых способностей. К тому же сказки растят надежды там, где их и быть не должно.

– Сказки преувеличивают многое, но не чувства, – сказала я. – А магия и есть сказка, потому что идёт от сердца.

Девушка подняла брови:

– Ты многое понимаешь в колдовстве?

– Я пониманию направленность сил природы и энергии жизни, в том числе возможности любви. Даже красивые картинки могут научить многому, а сны даны нам для того, чтобы лучше узнать себя, понять свои страхи и потаённые жажды. Если тебе это не нужно – не значит, что я должна выбросить старинные тома о волшебстве света и мечты.

Люсьен пожала плечами.

– Это лишь мудрый совет. Уж лучше бы ты тратила своё время на что-то более значимое. Пса своего, например, в порядок привела – вон шерсть как лезет! Уродлив он больно.

Я почувствовала, что начинаю злиться.

– Хран не любит, когда его расчёсывают, и сам отлично трётся о шершавые камни на берегу. Ты бы лучше за своим внешним видом следила. Пёс ничем не заслужил такого отношения, и вовсе он не уродлив.

Девушка рассмеялась.

– Какие обидчивые нынче работницы пошли! Держи крепче своего дохлого зверя, вон как зло смотрит.

– И не подумаю. Лучше бы ты свой змеиный язык придержала. Кстати, если не по нраву моя собака и я сама – обходи нас стороной. А то мой задохлик прыгнет – и землю своими косами подметать будешь.

Никогда и ни с кем я так зло не говорила, но Люсьен умела выводить из себя одной своей наглой улыбкой. Она обращалась со мной так, словно я была рабыней, хотя рабство прибрежные давным-давно оставили. Девушка фыркнула и пошла прочь плавным неторопливым шагом, а мне захотелось бросить ей вдогонку обидные слова.

Меня опередил Хран. Зверь стремительно вскочил, засеменил за девушкой – и гавкнул ей в спину таким жутким басом, что Люсьен споткнулась. Я не сдержала улыбки, подзывая к себе пса. Ещё прихватит, чего доброго, за мягкое место, потом извиняйся…

Вечером я узнала, что девушка назвала Храна «дурным кобелиной». В ней не было никакого почтения, и в Вихреградье она вела себя по-хозяйски. Ходила, куда хотела, никому не подчинялась, ни от кого не зависела. При этом я видела, что воины готовы о стену расшибиться, чтобы ей угодить, хоть обе Луны с неба достать, лишь бы девушка одарила их мимолётным взглядом.

По правде, меня это начинало бесить. Обычно гости не ведут себя так высокомерно, и тем более не пользуются гостеприимством для собственного удовольствия. Но Люсьен была требовательна. Она принимала подарки с равнодушием царицы, приказывала помощницам, сама выбирала кушанья. Даже лошадь из конюшни предпочла самую породистую, и даже не спросила разрешения. Одним словом – гадина, которой было наплевать на порядки и правила.