Эликсир жизни - Вера Крыжановская Страница 31

К завтраку приехал виконт с необыкновенно разнообразной программой дня, но Супрамати объявил, что он хочет побывать в соборе Богоматери и осмотреть Луврский музей; впрочем, он согласился вечером поехать в Альказар.

– А затем ужинать с Пьереттой? – спросил виконт с многозначительным взглядом.

– О, нет! Ежедневно наслаждаться обществом мадемуазель Пьеретты было бы слишком скучно.

– Понимаю! Вы еще чувствуете себя утомленным после вчерашнего вечера. Или, может быть, вы сожалеете, что не выбрали Мушерон? Бедняжка так старалась вам понравиться, – со смехом заметил де Лормейль. – Последнее поправимо. Скоро, дорогой друг мой, вы войдете во вкус веселой жизни, полной все новых и новых впечатлений.

По моему мнению, принц, во время ваших долгих путешествий вы вели слишком аскетическую жизнь, посвящая чересчур много времени науке и очень мало действительной жизни. Это необходимо исправить, а лучшая школа для этого – это общество артистов и жриц свободной любви.

Эти женщины умеют жить. Их утонченный вкус кладет особенный отпечаток изящества на все, что их окружает. Я знаю, что на этих опасных чаровниц смотрят с презрением замужние женщины, то есть женщины честные или, говоря иначе, женщины с ограниченным кругозором, для которых весь мир заключается в хозяйстве и детях. В подобной среде человек как бы застывает; в течение же долгого времени тоска и скука подобного мещанского существования в супружеском гнезде может всякого сделать идиотом.

– Уж не женаты ли вы, что такого дурного мнения о супружеской жизни? – с улыбкой спросил Супрамати. Лицо виконта омрачилось.

– Увы! Принц, вы угадали. Я женат на очень наивной институтке, мечтавшей о вечной идиллии и предъявлявшей нелепые требования. Если она находила адресованную мне любовную записку от женщины, с которой я поддерживал, между прочим самый невинный флирт, то падала в обморок, всюду трезвонила о моих злодеяниях и требовала, чтобы я довольствовался ее обществом… Смешно!… И при этом у самой ни тени вкуса или шика. Тщетно пытался я переделать ее нелепое воспитание и развить в ней чувства истинного изящества. Я показывал ей в театре туалеты и прически – настоящие образцы шика и утонченного вкуса – советуя подражать им. Но Великий Боже! Когда я сравнивал потом копию с оригиналом, то просто давился со смеху. Ей просто не хватало чего-то неуловимого, свойственного одним артистам. И вот она возненавидела сцену и стала презирать актрис, на которых я указывал ей как на образец и соперничать с которыми у нее не хватало способностей.

– Тем не менее, вы, конечно, представите меня виконтессе? По всей вероятности, вчера ее не было дома? – спросил Супрамати.

Его коробило то, что он слышал. Воспитанному строго нравственной матерью, ему казалось диким давать в образец порядочной женщине нравы и вкусы кокоток, которых посещал супруг.

– Виконтессы нет в Париже. Несколько месяцев спустя после рождения дочери она бежала в Нормандию к родным, которые воспитали ее. Дядя ее, умерший в прошлом году, был старый идиот со взглядами времен Ноя; его жена, женщина с такими же отсталыми воззрениями, живет, как сова, в своем старом замке, переполненном святошами. Моей жене нравится такое общество, а я не требую ее возвращения, так как с ней невозможно жить. Она шпионит за мной, делает мне сцены и заставляет меня прятаться как вора. Теперь, благодаря Богу, я вот уже третий год веду холостую жизнь – жизнь беззаботную и веселую, позволяющую мне удовлетворять мою страсть к музыке и драматическому искусству. Но оставим эту скучную материю,- прибавил виконт, беря Супрамати под руку. – Если хотите, я предлагаю вам свою помощь для покупки каких-нибудь безделушек Пьеретте. После вчерашнего вечера это почти необходимо.

– Я не думаю уклоняться от этой необходимости и буду вам глубоко признателен, если вы укажете мне хорошего ювелира,- ответил, слегка покраснев, Супрамати.

– В таком случае, я беру на себя ваше дело и отвезу вас к ювелиру, где можно по умеренным ценам приобрести прекрасные вещи.

Виконт выказал необыкновенное усердие, и прежде всего повез принца к ювелиру. Он давал такие хорошие советы, что купленная безделушка оказалась бриллиантовой парюрой в сто тысяч франков. Кроме того, на память об очаровательном вечере, проведенном вместе, Супрамати купил двум другим дамам по браслету, в пять тысяч франков каждый. Затем, очень довольные покупкой, они поехали осматривать собор Богоматери.

Супрамати не знал, что на сделанных им покупках виконт приобрел десять процентов комиссионных и что в будущем мечтал о непрерывном ряде не менее блестящих доходов.

Забулдыга, игрок и ненасытный кутила, виконт уже давно расточил свое состояние и все то, чем мог овладеть из приданого жены. Разоренный, преследуемый кредиторами, но привыкший жить на широкую ногу и ни в чем себе не отказывать, он вел случайную жизнь, и покойный Нарайяна был для него курицей, несущей золотые яйца.

Виконт сумел понравиться миллионеру, щедро платившему ему за мелкие услуги и ссужавшему его деньгами, которые никогда не требовал обратно. Кроме того, он сумел устроить себе значительный доход из комиссионных денег, получаемых с поставщиков цветов, драгоценностей, конфет и других вещей, которые набоб имел обыкновение подносить дамам, отличенным его прихотью.

Супрамати вернулся домой довольно рано. Под предлогом, что ему необходимо написать несколько деловых писем, он отказался от ужина с Пьереттой, которая была в восхищении от полученного великолепного подарка. И действительно, на следующее утро Супрамати ожидал своего нотариуса и хотел раньше ознакомиться с различными документами, найденными им в письменном столе Нарайяны.

Перечтя и приведя в порядок нужные бумаги, Супрамати прошел в свой кабинет и лег на низкий мягкий диван, уже сделавшийся его излюбленным местом отдыха. Он намеревался прочесть новый роман, рекомендованный ему виконтом как один из самых интересных, но с первых же страниц пошлая безнравственность сюжета внушила ему отвращение, и Супрамати, бросив книгу, задумался.

Он чувствовал какое-то болезненное ощущение. Это не было утомление или физическое недомогание, но глубокое недовольство самим собой. Все его трудовое, чистое и религиозное прошлое восставало против распущенности и лени, которые готовы были овладеть им. С какою-то странною ясностью восстал в его памяти образ покойной матери, этой благочестивой и нежной женщины, рабы своего долга, которая примером и словами внушала ему принципы прямоты, честности в поступках и строгости к самому себе, которыми она сама руководилась и которые в течение тридцати лет руководили его жизнью.

Необычайный случай вырвал его из простой и правильной жизни, бросив в вихрь бесконечного существования и безграничного богатства. Но не было ли его долгом пользоваться этим колоссальным богатством для помощи ближним, а не для того, чтобы бросать деньги погибшим созданьям и золотить их пороки под предлогом покровительства талантам!? Да еще в такое время, когда столько уважаемой бедности таится в сараях и на чердаках! Десятая часть того, что он подарил сегодня Пьеретте, могла бы спасти от нужды и разорения целое семейство.