Проданная чернокнижнику - Юлия Риа Страница 30

Ужин прошел в молчании, холодном и колючем, словно злая метель. Я бросала на Самаэля обеспокоенные взгляды, однако заговаривать не спешила — чувствовала, он не готов продолжить беседу. Тьма под его капюшоном клубилась беспокойно, рождая воспоминания о водах проклятой реки. И так же, как она, Самаэль пугал меня. Но не своей тьмой, а тем, что она несет для него самого.

Последние лучи закатного солнца скрылись за горизонтом, уступая небосвод бархату ночи. В воздухе запахло тайреями — цветами, что распускаются только под луной. Сладкий аромат вскружил голову, заставил сердце забиться обеспокоенно часто.

Полгода. Самаэлю осталось жить всего полгода.

Пугающая мысль не покидала голову. Кружила снова и снова, словно муха вокруг лампы, и не оставляла в покое. Что же делать? Как помочь Самаэлю? Я ведь… просто я. Обычная провинциалка, каких тысячи. И даже наличие дара не выделяет меня из серой толпы. Подобных мне усмиряют. Помогают те, кто сам обречен остаться без помощи.

Самаэль почти не притронулся к еде. Мне тоже кусок в горло не лез. Когда услужливый юноша спросил, желаем ли мы десерт, я первой качнула головой. Самаэль задержался на мне взглядом, потом кивнул, подтверждая. Поднялся, оставил на столе монеты и повел меня к выходу. Я отметила не меньше десятка золотых кругляшей, поблескивающих в приглушенном свете ламп, но не удивилась такой баснословной сумме. Сейчас для подобных мыслей попросту не осталось места.

В экипаже я все же решила вернуться к теме проклятия, но стоило только заговорить о нем, как Самаэль холодно меня осадил. Однако я не обиделась — знала, рассчитывать на иное было глупо. Он не из тех, кто легко открывается. И раз поступившись принципами, вряд ли захочет сделать это снова. Особенно так скоро.

Я понимала его. Впервые за прошедшие недели понимала ясно, как себя. Но и избавиться от разъедающего сердце беспокойства оказалась не в силах. Это чувство преследовало меня, словно гончая. Не отпускало ни в экипаже, ни в гостевом дворе.

Уже ночью, когда шумная Кайдира погрузилась в сон, я все-таки не выдержала. Накинула на плечи шелковый халат, сунула ноги в домашние туфли и вышла в коридор. У двери Самаэля замерла.

Душа металась в беспокойстве, заставляя все тело мелко подрагивать. Я ведь знаю, как все закончится — Самаэль прогонит меня. Может, даже накричит. Знаю… но не могу отступить. Остались вопросы без ответов. И вместе с ними осталась надежда, хрупкая, словно бабочка. Я должна выяснить все до конца. Дать этой бабочке взлететь или уничтожить ее, сжав в кулаке.

Но прежде я должна постучать.

Простое действие, обыденное и такое привычное. Вот только сделать его оказалось как никогда сложно. Очередной момент, способный разделить все на «до» и «после», отмерить рубеж. И переступить его, лишиться пусть самой призрачной, но надежды, стало вдруг страшно.

Тихо скрипнув, дверь открылась сама. Я заглянула внутрь.

В комнате Самаэля было темно. Свет уличного фонаря проникал сквозь неплотно зашторенные окна и стелился по полу желтой полоской. Но даже он не мог разогнать густой мрак. Бросив украдкой взгляд в коридор, я переступила порог. Сделала два несмелых шага и вздрогнула, стоило двери захлопнуться за моей спиной.

— Самаэль?

В звенящей тишине, казалось, можно было расслышать, как гулко стучит мое сердце, и как шумно бежит по телу кровь.

— Самаэль? — повторила вполголоса.

Двигаясь почти на ощупь, я добралась до кровати. Коснулась пальцами покрывала и осторожно, стараясь не потревожить, если чернокнижник все-таки спит, принялась скользить ладонью по мягкой ткани.

— Зачем ты пришла? — раздалось у меня за спиной.

Я вскрикнула — больше от неожиданности, чем от страха — и шарахнулась в сторону. Запнулась о покрывало, ощутила щекотку в животе от падения, но упасть все же не успела. Самаэль подхватил меня и помог удержать равновесие.

— П-прости, — выдохнула рвано. — Знаю, ты не хочешь говорить о проклятии… но я должна спросить…

— Хочешь поговорить об избранницах тьмы? Или, может, решила, что ты одна из них?

Холодная насмешка, отчетливо прозвучавшая в его голосе, не задела. Я с самого начала знала, что просто не будет.

— Я не одна из них, — ответила спокойно. — Но только это не значит, что мне все равно. Мне не все равно, Самаэль! Слышишь? Не все равно.

— И почему же?

Он наклонился ниже. Я не видела его лица — в окружающей нас тьме даже его силуэт могла различить с большим трудом. Но я вновь его чувствовала. Ощущала воздух между нами и то, как он пружинит.

— Потому что я не из тех, кто лишь берет, ничего не отдавая взамен.

— Так это благотворительность? Странно, мне казалось, ты считаешь, ею следует заниматься лишь айрам.

— Не смейся надо мной.

— Это ты не смейся надо мной! — отрезал он. — Хватит пытаться унизить меня своей жалостью. Думаешь, я все эти шестнадцать лет сидел сложа руки и не пытался найти решение? Или считаешь, каждый из чернокнижников рвется отдать душу тьме? Нет для нас спасения, Одия. Мы призваны служить миру и умереть во имя него.

Он наклонился еще ниже — так, что я ощутила его дыхание на своих губах. И вместе с дыханием я впитала его усталость, его злое отчаяние и нежелание сдаваться.

— А избранницы? Они ведь делят проклятие с чернокнижником и…

— Я знаю, что они делают! Вот только избранницы тьмы рождаются реже чернокнижников, реже носителей опасных сил… если вообще рождаются. Они выдумка, злая шутка судьбы, глумящейся над обреченными! И я не собираюсь уподобляться безумцам, что тратят оставшиеся годы в попытке поймать предрассветный туман.

— Но…

— Довольно, Эвелин, — произнес Самаэль устало. — Ты не можешь спасти даже себя, а все думаешь, что в силах помочь кому-то другому. Иди спать. Завтра вечером мы прибудем в императорскую резиденцию, и силы тебе понадобятся.