Светлое время ночи - Александр Зорич Страница 30

Пожалуй, самой ярким свойством натуры барона Аллерта была уступчивость, граничившая временами со слабохарактерностью.

Его супруга Лоя, женщина недалекая, но внушительных форм, была матерью троих ребятишек – двух мальчиков и одной девочки. Лоя помыкала мужем как хотела. Именно Лоя была реальной хозяйкой Семельвенка, как показалось Эгину. Сам же Аллерт, по его собственным уверениям, коротал дни в своей библиотеке и в лесу. «Люблю, знаете ли, гулять. Грибы… ягоды…» – мечтательно говорил барон, глядя через стрельчатое окно на заснеженный лес.

Чужаки в Семельвенке были редкостью, поэтому Эгину, Эгину окс Суру, как он счел возможным представиться, уделили гораздо больше внимания, чем он рассчитывал.

От него буквально не отходила челядь, прислуживавшая на старомодный манер, со множеством поклонов и вежливых оборотов, которые Эгину раньше доводилось встречать только в книгах.

«Не соблаговолит ли сановный пан разверзть свои очи пред скромной трапезой?» – говорила служанка, внося в утром спальню Эгина кувшин с подогретым козьим молоком.

Его закармливали яствами и отпаивали лучшими винами.

Его принимали как аристократа. Эгину было немного не по себе – ведь в действительности на приставку «окс» он не имел права.

Поначалу чета баронов Семельвенк казалась тихой, жизнерадостной и далекой от проблем войны и мира. Создавалось впечатление, что кругозор супругов замыкается земледельческими перспективами. А их интересы не идут дальше хорошей партии для старшей дочери.

Когда же Эгин заикнулся о Гинсавере и Вэль-Вире, бароны сразу помрачнели и словно бы озлобились. Будто Эгин затронул запретную тему и тем выразил свое дурное к ним отношение. Всю жизнерадостность и миролюбие как корова языком слизала.

– Были мы с Вэль-Вирой дружны. Но только прошли те времена, – вздохнул Аллерт.

– Теперь воюем его, вражину, – подтвердила Лоя.

– Позвольте узнать из-за чего?

– Спорим из-за земель, – уклончиво ответил Аллерт.

– Из-за горы Вермаут, – выпалила Лоя.

От Эгина не укрылось, что Аллерт тайком метнул в сторону жены взгляд, исполненный неодобрения.

– А что там на этой горе?

– Там… Да, собственно, ничего, – расцвел в вежливой улыбке Аллерт. – Был бы, знаете ли, предлог. Вермаут – это предлог. На самом деле, мы воюем из-за принципов.

– Значит, вопросы чести?

Лоя и Аллерт согласно кивнули и примолкли. Эгину было очевидно, что его расспросы они считают неуместными. Если не невежливыми.

– А правда ли, что барон Вэль-Вира умеет обращаться в сергамену? – поинтересовался Эгин, памятуя рассказ Лагхи.

– Правда, – ответил Аллерт.

– Правда, – ответила Лоя.

– Видел ли кто-нибудь этого сергамену собственными глазами?

– Вот попадете в Гинсавер – и увидите страхолюдище сами, – отрезала Лоя.

– Но ведь вы же сказали, что раньше были дружны. Раньше, выходит, он не обращался?

Лоя и Аллерт недоуменно переглянулись.

– Нет. Раньше – нет.

Эгину стоило большого труда смирить свое любопытство и прекратить расспросы. По недовольным лицам хозяев Эгин видел, что если он не обуздает свое любопытство, то рискует лишиться расположения баронов навсегда. И Эгин более не вспоминал о сергамене до самого своего отъезда, который состоялся через два дня. Но этот разговор заронил в его душу зерно сомнения – в самом ли деле бароны Семельвенк такие простаки, какими пытаются казаться?

Над этим вопросом он размышлял чуть ли не весь путь до Гинсавера. Тем более, что его внимательный глаз то и дело примечал в придорожных зарослях черные жемчуга глаз снежно-белой суки, чуть больше обычной.

Сука двигалась тяжело и как-то неловко, словно была овцой, надевшей собачью шкуру. Но в ее удивительных глазах чувствовались сила и ум. На животе у суки розовели тяжелые сосцы.

Эгин поманил собаку куском лепешки. Но та не подошла. То ли из осторожности, то ли оттого, что была сыта. Было в глазах животного что-то от глаз баронессы Лои – бесхитростное, природное, чуждое условностям пола.

Но Эгин гнал мысли о сходстве прочь. Поскольку в компании этих мыслей на дороге, соединяющей Гинсавер и Семельвенк, можно было запросто сойти с ума. То и дело лес звенел на низкой ноте, словно сплошь состоял не из деревьев, а из басовых струн каниойфаммы.

То и дело жеребец становился, как вкопанный, не желая двигаться дальше. И только лакомством можно было заставить его двигаться дальше. Когда Эгин завидел вдали впечатляющие стены Гинсавера, его жеребец огласил окрестности ликующим ржанием.

Да и сука куда-то пропала.