Поход семерых - Антон Дубинин Страница 30

Во-вторых, была музыка. Никто не заметил того момента, когда она началась, но позже Марк напел мелодию, и все, даже «глухой» Аллен, согласились, что слышали именно ее. Хотя Клара слышала орган, Гай — флейту, Марк — трубы, Роберт — «что-то струнное», а Аллен и Мария считали, что мелодию выводил человеческий голос, очень высокий, но непонятно чей. Мария склонялась к тому, что голос был мужской, а Аллен — что женский, похожий на Кларин. Но одно неоспоримо — музыка была, и она была прекрасна.

И, наконец, в-третьих… Аллен видел льва. Он шел на задних лапах, сложив широкие золотистые крылья за спиной. Он нес колокольчик и звонил в него перед причастием, служа священнику, как министрант. Лев был белый, и широкое лицо его напоминало человеческое. При всем этом лев присутствовал на мессе совсем не в том смысле, в каком Аллен и остальные граалеискатели, даже не в том, в каком здесь были музыка и свет, — лев на самом деле находился очень далеко отсюда, и Аллен понимал это очень ясно, даже когда тот проходил, едва не задевая его гривой. Клара видела, что Йосеф стоит по колено словно бы в крови — но это была не кровь, а цветы, алые розы, целое поле роз. Мария видела ребенка, маленького мальчика в белой одежде министранта, который прислуживал священнику. Гаю казалось, что вокруг алтаря растут деревья и сплетают для церкви свод из ветвей. Роберт сказал странно: «Я стоял на мессе в большой толпе. Я видел — не глядя, — что вокруг нас рыцари, все в доспехах, с опущенными лицами; все они пришли на мессу, и было их множество. А может быть, и нет… Я не знаю». О том же, что видел Марк, не рассказал он никому, и сразу после мессы, когда все отправились к трапезе, еще слишком исполненные виденным, чтобы говорить, он ушел в лес, не сказав никому ни слова.

Вскоре он вернулся, и, посмотрев на него, никто не стал его расспрашивать. Он сел на траву и вместе со всеми приступил к еде.

— Йосеф, — нарушила общее молчание Клара, и все посмотрели на нее. — А что видел ты? Мы все рассказали, а ты… молчишь. Ведь ты видел?..

Священник молча кивнул.

— Что? — жадно спросил Аллен, и все невольно улыбнулись.

— Свет. Не знаю — свечной или небесный. Но понимаете, главное, что я видел, — это то, что я делал. Мессу. Чашу в своих руках. То, Что в чаше. Пресуществленное вино. Хлеб. — Он как-то по-детски улыбнулся. — Наверное, это можно назвать видением. По крайней мере большего я не видел никогда, я же не визионер, как вы все. Может быть, увижу. Хотя и этого — неизмеримо много. Вы понимаете?..

Они понимали. Они понимали даже больше — что завтра утром, когда их разбудит солнце, они с трудом смогут вспомнить, что они видели и видели ли что-нибудь. Но сегодня еще было сегодня, и никто из них не пошел спать в палатку. Завернувшись в спальные мешки, они улеглись под открытым небом возле ступеней лесной разрушенной церкви из красного кирпича и стали один за другим отходить ко сну.

Аллену приснилось, что он стоит в саду алых роз. Каждая из этих роз была прекраснее всех земных богатств, ибо светилась своим собственным светом и казалась живой, как сама жизнь. Наверное, о самых прекрасных вещах можно рассказать только самыми старыми и простыми словами, но удастся это в тот день, когда мир будет обновлен. До той же поры удел любого — немота.

И Аллен захотел одну из этих роз, захотел сильнее жизни. Он наклонился и сорвал цветок, не боясь шипов, и шипы пронзили ему ладонь и отворили кровь, но в том не было боли.

И сзади он услышал грозное рычание, похожее на гром, и обернулся. За спиною его стоял белый лев с золотыми крыльями, и на лице его пылал гнев.

«Зачем ты сорвал ее? Этот сад принадлежит не тебе».

«Простите меня, господин. Я сорвал ее, потому что захотел этого всем сердцем».

«Знаешь ли ты, что это за розы и что это за сад? Знаешь ли, Кто хозяин этого сада?»

«Мне кажется, что хозяин его — Тот, кто сотворил меня и тебя, господин. А что это за розы, я не знаю, но я не видел ничего прекраснее их, и теперь забрать этот цветок у меня можно только вместе с моей жизнью».

«Чем же ты заплатишь за розу?»

«Мне кажется, что у меня нет никакой достойной платы, и я сожалею, господин».

«Ты прав, эту розу нельзя ни купить, ни украсть, ибо она пила свет Истинного Света, того, что сияет во Граале, и имя ей — Любовь. Она может быть только получена в дар, а за дар, беден он или богат, не нужно платить. Он просто есть или нет. Любой дар даруется для радости, но не за плату, так и эта роза. В сердцевине же ее сокрыта такая радость, что нет человека, могущего выдержать ее. Вы зовете ее Смертью».

«Смерть ли она воистину, о господин?»

«И это — ее имя, хотя тому же имени люди дают и иное значение. Я бы сказал — Успение, смерть от радости. Но не думай об именах розы. Думай о том, что она есть, сынок».

Услышал Аллен, что голос льва смягчился, и возрадовался, что может взять розу. И спросил лев:

«Что же ты сделаешь с этим даром, если получишь его?»

«Не знаю, господин. Но кажется мне, что если роза лишь тогда является собой, когда она — дар, то я подарю ее тому, кого я люблю».

«Ты прав, сынок; если бы ты оставил ее себе, она бы увяла. Кого же ты любишь?»

«Святой Грааль. Но Ему не нужна роза, мне кажется, что она — и так часть Его. Еще я люблю Господа, но ничего о Нем не знаю и боюсь, господин. Может быть, правильнее всего я люблю Его через Святой Грааль».

«Кого же ты любишь из равных себе?»

«Брата. Клару. Моих друзей, что идут со мной. Мою мать. И… себя. Наверное, это зря, но я не могу вам солгать».

«Оглянись».

Он оглянулся и увидел их. Они стояли за оградой, его друзья, делившие с ним путь, и лица их были смертельно бледны, будто им не хватало той жизни, что билась в розе в его руках. Под глазами Клары пролегли синие тени, и острая жалость пронзила Аллену сердце. Он хотел вложить розу в ее бескровную руку — но увидел лицо Марка и то, как он смотрел на нее, и в тот же миг отдал розу ему.

Марк шевельнулся, кровь прилила к его лицу — и он вложил розу в пальцы Клары. Она же отдала ее Марии, что стояла рядом. Мария долго медлила и наконец отдала розу отцу Йосефу. Он же, ничуть не колеблясь, протянул ее Гаю. Гай любовался ею сколько-то, поцеловал и протянул Аллену, и Аллен взял цветок. Был еще один, кому он хотел подарить дар, но его не было здесь.

«Где мой брат?» — спросил Аллен, обернувшись, но льва уже не было рядом с ним, и сада тоже не было, и не осталось более ничего, только роза в его руках. И она начала увядать, ее прекрасные лепестки дрогнули, ибо ждала она новых рук.

«Где мой брат? — вскричал Аллен, и страх сделал его слова ветром и унес в мир яви. — Я отдам ему розу! Верните мне его!..»

…Проснувшись от собственного крика, Аллен сел в спальнике и ошалело помотал головой. Руки его все еще держали пустоту, но из них более не текла кровь. Над головой сияли ясные звезды, но на востоке небо уже светлело. Роберт посапывал рядом в спальнике, повернувшись к брату спиной.