Опиумная война - Ребекка Куанг Страница 3

Есть только один выход. Нужно убедить учителя Фейрика.

Рин протянула книгу, которую пришла вернуть.

— Это Мэн-цзы, «Размышления об искусстве управления государством». Я держала ее всего три дня, верно?

— Да, — согласился учитель, сверившись с записями.

Рин вручила ему книгу.

— Прочитайте что-нибудь. Любой абзац.

Учитель Фейрик по-прежнему смотрел на нее скептически, но пролистал книгу до середины, чтобы порадовать Рин.

— Чувство сострадания — это принцип…

— Благотворительности, — закончила она. — Чувство стыда и негодования — основа праведности. Чувство скромности и почтительности — это основа… основа… э-э-э… уместности. Чувство правды и неправды — это основа приобретения знаний.

Он поднял брови.

— И что это значит?

— Понятия не имею, — призналась Рин. — Если честно, я совсем не понимаю Мэн-цзы. Просто запомнила наизусть.

Учитель Фейрик пролистал книгу до конца, выбрал еще один пассаж и прочитал:

— «Порядок присутствует в земном царстве, когда все знают свое место. Все знают свое место, когда выполняют предназначенные им роли. Рыба не пытается взлететь. Хорек не пытается плавать. Лишь когда каждая тварь уважает небесный порядок, может настать мир». — Он захлопнул книгу и поднял взгляд. — А как насчет этого? Ты понимаешь, о чем здесь?

Рин знала, что пытается сказать учитель Фейрик.

Никанцы считали, что каждому отведена своя роль, все с рождения занимают свое место в иерархии. Все под небесами занимает свое место. Принцы становятся наместниками, кадеты — военными, а девочки-сироты из Тикани должны довольствоваться тем, что предназначено девочкам-сиротам из Тикани. Кэцзюй вроде бы предназначен для того, чтобы выбирать лучших, но на самом деле лишь богачи имеют достаточно денег, чтобы оплатить детям учителей, необходимых для сдачи экзамена.

Ну и пошел он пропадом, этот небесный порядок! Если ей предназначено выйти замуж за старика, то Рин перепишет эту роль.

— Это значит, что я отлично запоминаю всякую чушь, — сказала она.

Учитель Фейрик ответил не сразу.

— У тебя нет эйдетической памяти, — наконец сказал он. — Я учил тебя читать. Я бы знал.

— Верно, — согласилась она. — Но я упряма, усердно занимаюсь и не хочу замуж, совсем не хочу. Мне потребовалось три дня, чтобы запомнить Мэн-цзы. Это короткая книга, так что для более длинных текстов понадобится неделя. Но сколько текстов в списке кэцзюй? Двадцать? Тридцать?

— Двадцать семь.

— Тогда я запомню все. Каждую книгу. Это все, что нужно для сдачи кэцзюй. Другие предметы не так трудны, заваливаются в основном на классической литературе. Вы сами говорили.

Учитель Фейрик прищурился, выражение его лица больше не было скептическим — он что-то прикидывал. Рин знала этот взгляд. Так он пытался рассчитать свои результаты в «Дивизионе».

В Никане успех учителя связан с его репутацией в зависимости от результатов кэцзюй. Если ученики поступают в академию, это привлекает новых. Больше учеников — больше денег, а для задолжавшего игрока вроде учителя Фейрика каждый новый ученик на счету. Если Рин поступит в академию, прилив новых учеников даст учителю Фейрику возможность покрыть самые неприятные долги.

— В этом году запись запоздала, верно? — поднажала Рин.

Учитель поморщился.

— В этом году засуха. Конечно, запись идет медленно. Не так уж много семей готовы оплатить учебу, если у их детей все равно мало шансов поступить.

— Но я могу поступить, — сказала Рин. — А когда поступлю, у вас будет сдавшая экзамен ученица. Как, по-вашему, это отразится на вашей школе?

Он покачал головой.

— Рин, я не могу брать с тебя деньги.

Это обрисовало вторую проблему. Рин собралась с духом и посмотрела ему прямо в глаза.

— Ничего страшного. Я и не могу заплатить.

Учитель был явно разочарован.

— В лавке я ничего не зарабатываю, — сказала Рин, прежде чем он смог вставить хоть слово. — Товар не мой. Я не получаю жалованье. Мне нужно, чтобы вы бесплатно помогли мне подготовиться к кэцзюй и в два раза быстрее, чем учите остальных.

Учитель Фейрик снова покачал головой.

— Моя дорогая девочка, я не могу, это… это…

Пришло время разыграть последнюю карту. Рин вытащила из-под стула кожаную сумку и водрузила ее на деревянный стол со звучным шлепком.

Взгляд учителя Фейрика с воодушевлением последовал за ее рукой, когда Рин вытащила из сумки тяжелый пакет со сладким запахом. Потом еще один. И еще один.

— Превосходный опиум на шесть лянов, — невозмутимо объявила она.

Такую сумму учитель Фейрик зарабатывал за полгода.

— Ты украла его у Фанов, — с сомнением произнес он.

Рин пожала плечами.

— Контрабанда — непростое занятие. Фаны знают, чем рискуют. Товар постоянно пропадает. Вряд ли они станут жаловаться судье.

Учитель потеребил длинные усы.

— Мне не хотелось бы перебегать дорогу Фанам.

Он имел причины для страха. Жители Тикани предпочитали не ссориться с тетушкой Фан, если заботились о своем благополучии. Она была терпелива и непредсказуема, как змея. Могла годами таить обиду, а потом ударить с хорошо рассчитанной дозой яда.

Но Рин позаботилась о том, чтобы замести следы.

— На прошлой неделе власти в порту конфисковали одну поставку, — объяснила Рин. — А у нее пока что не было времени проверить запасы. Я просто помечу эти пакеты как утерянные. Она их не отследит.

— Но они могут тебя поколотить.

— Не слишком сильно, — пожала плечами Рин. — Они не выдадут замуж поврежденный товар.

Учитель Фейрик с жадностью уставился на сумку.

— Договорились, — наконец сказал он и потянулся за опиумом.

Рин отодвинула пакет.

— Четыре условия. Первое — вы меня обучаете. Второе — обучаете бесплатно. Третье — вы не курите во время урока. И четвертое, если скажете кому-нибудь, где вы это достали, я сообщу кредиторам, где вас искать.

Учитель Фейрик долгую секунду смотрел на Рин, а потом кивнул.

Она откашлялась.

— А еще я хочу взять эту книгу себе.

Он криво улыбнулся:

— Из тебя вышла бы отвратительная проститутка. Никакого обаяния.

— Нет, — сказала тетушка Фан. — Ты нужна в лавке.

— Я буду учиться по ночам, — возразила Рин. — Или в перерыве.

Лицо отдраивающей сковородку тетушки Фан скривилось. В тетушке Фан все было грубым и резким — выражение лица, открытое нетерпение и раздражение, красные от уборки и стирки пальцы, хриплый голос, когда она орала на Рин, своего сына Кесеги, наемных контрабандистов или дядюшку Фана, лежащего без движения в заполненной дымом комнате.