Проклятие валькирии - Елена Счастная Страница 3

— Вы бы, девицы, поостереглись сплетни носить, не знаючи правды, — грянул зычный голос.

Подруга едва не выронила дорогое украшение. Они вместе обернулись. Высокий молодой воин, разглядывая их, сложил руки на груди и усмехнулся, сверкая насмешкой в голубых глазах. Пробежавший среди навесов юркий ветерок тронул его светло-русые, выгоревшие прядями почти добела волосы. Губы мужчины, обрамленные короткой бородой, сильнее растянулись в улыбке, когда Борга, окинув его взглядом, горделиво выпрямила спину и чуть склонила голову набок, приготовившись кокетничать. А воин и правда был красив, лишь недавно сломанный нос придавал толику неправильности его точеному лицу. Слегка выцветшая до бурого цвета рубаха обрисовывала могучую грудь и плечи. На поясе висело и оружие: знать, для красоты и солидности, потому как на тинге запрещены любые кровавые стычки. Только поединки для развлечения.

— А ты хочешь сказать, лучше знаешь, как тот сын выглядит? — ласковым голосом пропела Борга, откладывая в сторону бусы, к которым тут же потеряла всякий интерес.

Воин хмыкнул, но ответить не успел, как его окликнули:

— Эйнар!

Он обернулся, подозвал кого-то взмахом руки. И в следующий миг к нему подошел другой муж, от вида которого аж внутри похолодело: такого в толпе увидишь — вовек не забудешь. Если Эйнар выглядел внушительно, то его знакомец казался еще более огромным. Словно высеченный из скалы етун**. Черные волосы, выбритые по бокам, были сплетены в несколько мелких кос и стянуты на затылке. Такая же темная борода и усы почти скрывали твердо сжатые губы, а серо-голубые глаза, словно прищуренные в вечном подозрении, не добавляли его суровому лицу приветливости. И между бровей его как будто навечно залегла сердитая складка. Воин отряхнул плечо от налипших сухих стебельков: видно зацепил проезжающую мимо телегу с соломой — и недобро посмотрел на товарища.

— Стоит тебя одного оставить, как ты уже к двум женским подолам прилип.

Незнакомец оглядел неспешно и оценивающе сначала Боргу, а затем Асвейг. Ее рассматривал дольше и внимательнее. А может, просто показалось: уж больно тяжелым грузом ложился на плечи его взгляд, и не смотреть на него в ответ было невозможно. Помалу сердце начало гулко колотиться, и Асвейг уперла глаза в землю.

— Так вот, — нарочито тяжко вздохнул Эйнар, — услышал, как девушки говорят, что ты, Инголье, больше на волка похож, чем на человека.

Тот приподнял бровь.

— Да ну? — и почему-то вновь на Асвейг посмотрел. — И как? Похож?

Она помотала головой, чувствуя, что у нее начинает печь щеки. И ясно представила, как они покрываются неровным румянцем. Вот уж красота неописуемая! Ее капризной коже большого повода не надо, чтобы краснеть. И так вся в веснушках, а теперь и вовсе на клюкву походит, небось. Да под таким взором и вовсе хочется сквозь землю провалиться. Будто и правда Асвейг, а не Борга, о нем сплетни плодила. Но Инголье о подруге будто бы вовсе позабыл. А та, обычно скорая на язык, тут не нашлась, чего и ответить.

Воины переглянулись.

— Ну пойдем, что ли, — вздохнул Эйнар.

— Пошли. Нас только ждут, — буркнул Ингольв.

Развернулся и пошел прочь. Скоро они оба затерялись среди снующих по торгу людей. И тут же схлынул жар с лица, Асвейг даже прижала ладонь к щеке, словно проверяя, не сгорела ли совсем.

— Вот, о чем я и говорила! — после короткого молчания Борга указала ладонью в ту сторону, куда ушли мужи. — Страшный ведь, жуть! Точно волк, по-другому и не скажешь.

Она отошла от прилавка, на котором разочарованный торговец снова раскладывал разворошенные ею бусы. Похоже, покупать что-то даже у нее — неслыханное дело! — пропало желание.

— Почему страшный? — Асвейг коротко обернулась, словно воины еще могли их услышать. — Всего-то из-за черных волос?

Подруга развела руками.

— Так по нему сразу видно, что нечистая кровь. Матушка его была южанкой, как говорят. Ее конунг Радвальд купил в Уппсале…

— Хватит! — раздраженно оборвала ее Асвейг, поддернула подол и перешагнула через лужу. — Не страшный он вовсе. Человек как человек.

Та фыркнула.

— Добрая ты душа. Это ты от учения Рунвид так раскисла? Или от взглядов, что он на тебя бросал? Точно сожрать хотел, — Борга пихнула ее в бок локтем, но, не дождавшись ответа, заговорила о более приятном: — А вот тот, второй. Эйнар. Красив, верно, как Бальдр***. Как думаешь, он тоже сын конунга? Может, доведется с ним еще где увидеться…

Она мечтательно уставилась вдаль, сощурившись, как сытая кошка. И как легко голову теряет — разве так можно? Видно же, встреться сейчас снова Эйнар за тем поворотом да замуж позови — побежит, не споткнется ни разу.

— Ты бы поостудила пыл, — мстительно одернула ее Асвейг. — Будь он и впрямь сыном конунга, в твою сторону вряд ли посмотрит. Таким вон Диссельв, дочь Фадира, подавай. Вот уж сцепятся за нее нынче, чую.

Борга помрачнела вмиг Мало кто из девиц Гокстада не завидовал Ясноокой Диссельв: и не только лишь из-за того, что той посчастливилось родиться дочерью конунга. Тут, надо сказать, и не вдруг поймешь, чего в этом больше: радости или забот. Не всякого жениха отец к обожаемой дочери подпустит. А больше печалила всех красота Диссельв: и волосы точно медом по спине струятся, и высокая, ладная, приятная лицом. Кажется, изъяна не сыщешь, хоть весь день вокруг ходи.

— По мне так пусть уж лучше не посмотрит на меня никогда в жизни конунгов отпрыск, чем такой, как Ингольв, глазеет. Или раб твоего отца… Как его? Гагар? — не осталась в долгу Борга.

Случаются и между подругами размолвки — тут уж ничего не попишешь. Но упоминание Гагара особенно больно кольнуло Асвейг. Не унижением, а сожалением. Знала она давно, что молодой трелль уж больно заинтересованно в ее сторону смотрит, и взгляд не боится поднять. Признаться, и бит был за это как-то, когда слухи по двору поползли, а Оттар о том прознал. И негоже раба жалеть, но все ж было его жаль нестерпимо. Хоть Гагар нравом своим и наружностью к тому вовсе не взывал. И когда секли его, ни звука не проронил.

— Прости, — спохватилась Борга, поняв, что сболтнула лишнего от досады. — Прости меня.

Она схватила Асвейг за плечи и притянула к себе. Они постояла немного, обнимаясь и молча прощая друг друга за колкие слова, а после вновь пошли от прилавка к прилавку, разглядывая порой диковинные товары. Только вот день уже оказался подпорчен.

А потому вечером Асвейг снова ушла к Рунвид. У нее почему-то всегда было спокойно. Хоть и жила женщина в городе, а все равно что отшельница: ни родичей, ни старых подруг, которых всегда люди наживают с возрастом. Уна говорила, мол, случается такое, что Рунвид и пропадает на несколько недель. Бывало, и пару лун не видели ее, не слышали ничего о ней. А та появлялась к осени снова, как ни в чем не бывало. Уж где ее в довольно солидном возрасте носило — о том никто не знал. А она и рассказывать не торопилась даже Асвейг, хоть та спрашивала не раз. Только улыбалась спокойно и загадочно, а вопроса будто не слышала.