Иван Васильевич. Профессия – царь! - Михаил Ланцов Страница 3

1538 год — 2 декабря, Москва

Солнечный зимний день. Скрипучий снег.

Возок остановился возле небольшой площадки на берегу Яузы, и Елена Васильевна смогла понаблюдать за играми сына. Там, на импровизированном плацу с добротно притоптанным снегом сотня недорослей посадских развлекали своего Великого князя…

Выстроившись в четыре шеренги по двадцать пять человек ребята четырнадцати-пятнадцати лет пытались маршировать. Елена, правда, не знала, что именно они делают. Подростки, оперируя длинными увесистыми палками, двигались под рваный барабанный бой. Удар — шаг. Удар — шаг. И так далее.

— Странная потеха, — произнесла Елена.

— Отчего же? — Удивилась ее мать.

— А что в том хорошего?

— Ты что-нибудь слышала о ландскнехтах? Я их видела в молодость свою. Знаешь зачем палки они вот так держат? Это, мыслю, чтобы привыкнуть к весу длинного особого копья. Его пикой называют.

— Вот как? — Выгнула брови Елена Глинская. — Ты уверена?

— С нашим мальчиком ни в чем нельзя быть уверенным. Но видишь вон того человека, — указала Анна Стефановна на крутившегося вокруг внука худощавого мужчину. — Это Ганс Шмульке. На последней литовской войне его в полон взяли. А он, сказывают, из ландскнехтов.

— И как он возле сына моего оказался?! Кто его пустил?! — Разозлилась Елена. Ее совсем не обрадовало, что какие-то проходимцы прилипают к сыну. И хорошо если ради корысти. А если их кто подослал для дела дурного?

— Так Ванюша его сам приметил. Как по всяким мастерским стал лазить, так и нашел. Он при Якобе фан Веллерштадте был. Подсоблял в работах у избы пушечной.

— Ясно, — нехотя кивнула дочь и кивнула возничему. Тот тронул и возок «заскрипел снегом» в сторону потешной сотни…

Прошел ровно год с того знаменательного заседания Боярской думы.

Елена выжила и сохранила свои позиции регента. А вот положение Шуйских существенно ухудшилось. И это при том, что со стороны как самой Елены, так и ее людей никакого явного противодействия не было.

Андрей свет Михайлович наотрез отказался соблазняться. Видимо сказались те три года в холодном подвале, куда его Елена упрятала. Поэтому ему нашли другое приключение — отправили в Пермь наместником, нашептав, что Строгановы золото моют тишком по ручьям. Выехал он, значит, и через три месяца новость пришла о «геройской смерти» этого «славного мужчины» . Строгановы не поняли его неуемной алчности. А места там глухие, дикие, люду лихого множество. И татары опять же. В общем — погиб Андрейка не за понюшку табака. Но Великий князь о том не печалился. Да и зачем? И врага сгубил, и со Строгановых виру вытряс. Тайно, без огласки. Они ведь понимающие, за убийство наместника, да еще из столь родовитых, можно и головы лишиться всем семейством. Заплатили. Охотно заплатили. Тем более, что Великий князь слишком много не просил.

Василий Васильевич, прозванный за риторические таланты Немым, также отправился в Страну Вечной Охоты. Шестьдесят лет — солидный возраст для тех лет. Он и так своим ходом в относительном покое должен был отойти в ноябре 1538 года, а тут Ванюша его делами нервическими загрузил по самые гланды. Подготовка большого посольства — дело непростое. Да еще в обстановке полного бардака и конфликтов с братом своим двоюродным за скудные ресурсы. Вот он в мае и преставился на глазах у многих. Как стоял, так и упал. Сгорел на службе Государя, как и Андрейка…

В результате этих бед число желающих занять престол Московский сильно уменьшилось. По сути, из совершеннолетних значимых претендентов осталось только двое. Это изрядно перезрелый Иван Васильевич Шуйский, балансирующий на пороге старости, и молодой да горячий Федор Иванович Скопин-Шуйский. Но Иван, прихватив малого сына, отправился в Англию, возглавив посольство, а Федор сидел тихо-тихо, его эти внезапные смерти родичей изрядно испугали. Очень уж они вовремя произошли.

Таким образом всего за полгода кризис власти был успешно преодолен, и ситуация на Москве стабилизировалась. А дальше? Дальше Ванюша смог наконец заняться делами более значимыми, чем попытка выжить в острой обстановке…

— Ты хотел меня видеть? — Спросила Елена, когда, заметив прибытие матери, Великий князь подъехал к ней.

— Да, — кивнул он и выразительно так посмотрел.

Мама нахмурилась, но, откинув мех с колен вылезла из возка и отошла с сыном в сторону.

— Ты не доверяешь бабушке? — Наконец спросила она, когда они удалились шагов на тридцать от всех.

— Нет. Просто там много всякого простого люда. Их обычно не замечают, иной раз и за людей не считают. А зря. Они все видят, все слышат и ежели что узнать нужно — подкупить бедняков проще и легче, чем родовитых да влиятельных.

— Что-то серьезное? — Напряглась Елена, сообразив, что сын ее вытащил в это снежное поле не просто так.

— Мне нужны деньги.

— И ты ради этого звал меня сюда?! — Ахнула мама.

— Ты не спросишь для чего и сколько?

— Обычно ты осторожен в своих тратах. Что тебе потребно?

— Вино и девицы, — «на голубом глазу» произнес восьмилетний Иван. А потом, видя отсутствие реакции, продолжил: — Ты уже поняла, зачем мне эти дети посадские нужны?

— Не до конца. Бабушка твоя сказывала что-то про ландскнехтов.

— Она умная женщина, — улыбнулся Великий князь. — Без крепких пехотных баталий нам никуда. Я хочу для них особую слободу здесь строить, доведя число потешной рати до пяти сотен. Снаряжать их надобно всем. Сама видишь — даже платья на них доброго нет. Клинки надобны, пики, пищали и прочее. Знаю, что дорого. Потому к той слободе потешной мастеровые избы приставить нужно для опытов и кое-каких дельных людей нанять. Кого подрядом взять, а кого переселить сюда, привлекая к службе.