Анабиоз - Алексей Гравицкий Страница 3

В правом кармане джинсов, которые, в отличие от футболки не разошлись по швам, что-то мешалось.

Мобила!

И как раньше не вспомнил!

Я разогнулся, достал телефон, раскрыл его привычным движением. Выключен.

Треснувший экран безжизненно темнел. Краска на пластиковых вставках облупилась, надпись стерлась, от узнаваемого бренда осталась только буква «а».

Дрожащим пальцем я не сразу попал по нужной кнопке. Надавил.

Давай! Включайся! Ну же!

Раздался сухой щелчок. Задняя панель отвалилась и шлепнулась под ноги. За ней вывалился потускневший аккумулятор.

Чувствуя, как страх подступает с новой силой, я нагнулся, сгреб запчасти в кучу и трясущимися руками собрал телефон, в глупой надежде, что он вдруг сказочным образом заработает…

Куда там! Аппарат был мертв. Давно.

Я машинально сунул его обратно в карман и еще нетвердым, но быстрым шагом направился к ближней опоре пешеходного моста.

— Борис!

От крика с цистерны бензовоза вспорхнула стайка воробьев. За ними в воздух поднялись несколько голубей, а следом, шумно хлопая крыльями, взлетел огромный черный ворон. Откуда здесь столько пернатых?

Возле бетонной громадины я остановился. Лестница, ведущая наверх, была завалена ветками и мусором. Нижние ступени скрывались под слоем почвы, который тянулся от газона через брусчатку тротуара. Словно водой намыло. Знак пешеходного перехода закономерно торчал рядом с бордюром, но некогда синий квадрат потускнел и покрылся грязью — привычного человечка с лесенкой на нем было не различить. Разметка на дороге тоже поблекла. Покрытие в целом разрушилось несильно, но потрескалось капитально. Тонкие полоски травы зеленой паутиной покрывали асфальт. Складывалось ощущение, что я не на федеральной трассе около Москвы, а в глубинке, где по недоразумению отмахали по четыре полосы в каждую сторону и забросили никому не нужный автобан лет на двадцать…

Последняя мысль жутким эхом раскатилась по сознанию, вызвав совсем уж неуместные ассоциации. Я по инерции сделал еще несколько шагов, заглядывая за покрытый ржавыми язвами микроавтобус, и встал как вкопанный.

Посреди шоссе торчало деревце. Небольшая, тонкая осина чуть-чуть скривилась возле корня, прорастая сквозь трещину в асфальте, но дальше тянулась к небу стройным и вполне здоровым стволом и ветвями. Ветер едва заметно колыхал зеленые листья, вдыхая жизнь в застывшую картину и будто издеваясь над моим воображением.

Этот штрих пейзажа доконал меня окончательно. Колени снова подогнулись, и я уже готов был взвыть, чтобы очнуться, вырваться из затянувшегося кошмара, как по ту сторону забора повторился звук. Тягучий, пугающе реальный, наполненный отчаянием скулеж или… стон.

— Эй! — хрипло крикнул я, срываясь с места, спотыкаясь и чуть не падая. — Отзовитесь! Я здесь!

Стон будто бы отдалился. Или показалось?

Я обогнул опору и притормозил. Угол забора изогнулся, крайняя секция была опрокинута. Сразу за тротуаром начинались густые заросли кустарника, над которыми нависала молодая, но уже разлапистая сосна.

Стон оборвался. Зато краем глаза я заметил движение — правда, вовсе не в той стороне, откуда доносился звук, а правее, возле врезавшихся друг в друга легковушек.

Резко развернувшись, я успел увидеть, как между машинами мелькнул силуэт.

— Подождите! — заорал я, шагая к легковушкам. — Эй… Да стой ты!

Силуэт появился еще раз, уже дальше, за следующими автомобилями. Продолжая срывать голос, я рванул за беглецом, но почти сразу пришлось остановиться: перед глазами потемнело от слабости. Я опять уперся руками в колени, отдышался.

Так, по крайней мере, я здесь не один. И даже улепетывающий со всех ног человек — это человек. Хотя, с чего я взял, что это именно человек? Видно было лишь силуэт…

— Да ну на фиг, — пробормотал я самому себе. — Не накручивай.

Хватит бессмысленных телодвижений. Хочешь понять, что происходит, нужно сосредоточиться и поработать головой. Без истерики.

Так, последнее воспоминание… последнее… Мы с Борисом посадили маму на рейс во Внуково, дернули кофе в закусочной и поехали обратно в Москву. У меня днем намечалась встреча с клиентом, показ квартиры, а вечером планировали с Элей сходить в кино. Борису тоже надо было по каким-то срочным делам. Он и так водит агрессивно, но тут вообще дал жару: нырнул в туннель и, выскочив на шоссе, перестроился сразу в крайний левый ряд. Кажется, кого-то подрезал… А дальше? Что-то случилось. То ли удар, то ли свет просто разом погас.

Не помню.

Может, мы разбились насмерть, и…

— Не накручивай, — повторил я уже громче.

Поморгал и шумно выдохнул.

Фыркающий звук повторился, словно кто-то неумело передразнил меня. И этот кто-то стоял сзади.

Я вздрогнул. Сердце заухало, как поршень в моторе. Что-то удержало меня от резкого движения. Будто почувствовал: нет, нельзя дергаться, иначе он моментально нападет.

«Кто? — взорвалось в мозгу, заставляя и без того заходящееся сердце ускорить ритм. — Кто — он? С чего я взял, что там не человек?..»

Только-только начавшие выстраиваться мысли вновь посыпались, как сметенный ветром карточный домик.

По шее и спине бежали мурашки. В затылке будто кто-то сверлил дырку — настолько явственно ощущалось присутствие. И взгляд. Чужой, голодный, нечеловеческий.

Еле сдерживая животное желание сорваться с места и бежать без оглядки, я застыл на несколько секунд. Даже дыхание задержал. Собрался с духом. В голову, сквозь шум пульса, пробилась единственная более-менее четкая мысль, за которую удалось зацепиться, как за соломинку: «Если он не напал сразу, то можно договориться».

Стараясь двигаться плавно, я убрал вспотевшие ладони с коленей, разогнулся и медленно-медленно повернулся всем корпусом.

Интуиция меня подвела.

Договориться с ним было абсолютно нереально…

Возле бетонной опоры стоял волк.

Я почему-то сразу понял, что это не собака, а именно волчара — матерый, голодный, неизвестно откуда взявшийся в этих краях.

В лучах пробившегося сквозь облака солнца взъерошенная шерсть на его спине блестела, и это со стороны могло показаться даже красивым, если бы не оскал. Взгляд невольно цеплялся за ряды грязно-желтых зубов, останавливался, и отвести его от этой смертоносной ухмылки было уже невозможно. Острые клыки отпечатывались в сознании, гипнотизировали, подавляли волю, вызывали в генной памяти какой-то дикий, древний страх. Мелко дрожащая верхняя губа оттеняла статичную фигуру хищника. А черный холод глубоко посаженных глаз вымораживал почище зимней вьюги. В них не обязательно было смотреть. Они сами… смотрели, превращая мышцы в камень.

Выйдя из ступора, я прерывисто вдохнул и, едва чувствуя ноги, сделал маленький шажок назад. Под кроссовкой скрипнул камушек, и я вновь замер.