Академия Истины - Виктория Карелова Страница 3

Долго ли, коротко ли, а подошел к концу липень. Вчера вечером я трясущимися руками вложила в бордовый конверт Академии ответное письмо, в котором выражала согласие пройти обучение и просила снабдить меня портальным амулетом. Предложение выдать нуждающимся одноразовый амулет, рассчитанный на перенос в Академию самого неофита и той клади, которую он сможет удержать в руках, содержалось в приглашении. Матушка, явно стыдясь нашей бедности, робко попросила меня воспользоваться академическим порталом. Откровенно говоря, я даже не могла понять ее смущения: переноситься надо было через всю страну, а это огромная по нашим меркам сумма. Я попыталась втолковать матери, что ничего зазорного здесь нет, но она все равно отводила глаза и, кажется, готова была расплакаться из-за того, что не в состоянии обеспечить дочери нормальный портал. Нет, у отца, конечно, имелись казенные амулеты, но они были строго подотчетны и рассчитаны лишь на определенное расстояние: один позволял отцу посещать остальные заимки для проверки деятельности лесников, а второй служил для экстренных случаев. Последний раз с его помощью вызывали лекаря из уездного села, когда матушка рожала Анюту. Роды-то мы и сами могли принять, но надо ж было удостовериться, что дитя здорово, наложить все необходимые заклятия, заговорить роженицу, чтоб быстрее оправлялась. А перенос неофита в Академию явно не мог считаться экстренным случаем. Теперь оставалось только ждать нового письма из столицы.

Нынче в деревнях закончили жать рожь, а в лесу началась самая что ни на есть грибная пора: мы почти всем семейством с утра ходили к лешему на поклон, только матушка с троими младшенькими оставались дома. Хозяин поворчал для виду, что мы таким выводком весь лес обездолим, но умилостивился ковригой с солью и показал роскошную полянку с крепенькими груздями. Мы корзинки еле до дома доволокли, а уж сколько времени ушло на чистку и замачивание — до самого вечера провозились!

Зато ввечеру баньку истопили, напарились, отмылись. Сразу легко так стало. Сейчас там маменька с папенькой тешились, а мы с девочками должны были дальше мне наряды готовить да за младшими приглядывать. Но Дора, добрая душа, отпустила меня посидеть в любимом местечке у родника. Очень я люблю сюда после бани прийти: тело легкое, мысли ясные, душа отдыхает под журчание воды и пение птиц. Благодать! Тут березка одна стволом изогнулась над низинкой, прям как приступочка, удобно присесть и волосы распустить по склону. Они у нас у всех длинные, моя коса почти до пяток достает, а если расплести, так и вовсе волосы по полу волочатся — расчесывать неудобно. А здесь как-то ловко получается.

Так я по волосам гребешком и водила, пока прямо над ухом кто-то не произнес:

— Доброго здоровьица тебе, Фея!

Я чуть в родник с перепугу не скатилась.

Спасибо, этот кто-то за руку удержал. Смотрю: Семен, сын пасечника с хутора. И улыбается, змей ползучий, так нахально!

— Ох, и напугал, сил нет! Разве ж можно так подкрадываться?

— А ты чего посреди леса мечтаешь? А если б не я, а, к примеру, волк подкрался, чего бы сталось?

— Караул бы кричала! — Со зла показала парню язык, а потом задумалась. — А ты откуда тут? Случилось что?

— Не, я привез, чего заказывали. Бабы тебе еще каких-то гостинцев насовали, но я не вникал.

— Так Доры разве дома нет? — встрепенулась я, порываясь бежать к девчонкам, выяснять, куда делась сестра, пока я у родника рассиживалась.

— Дома она, дома, егоза! Как бы я тебя здесь нашел, кабы она не подсказала? — снова удержал меня за руку парень.

— Ты чего, подрядился из меня заику сделать? То подкрадываешься, то баламутишь! Зачем искал-то? — вырывая локоть, возмутилась я.

— Подарок тебе привез, — отчего-то враз посерьезнев, заявил хлопец.

Только сейчас я заметила, что мой собеседник держит узелок.

— Помню я твои дары, вечно пытался мне гусеницу за шиворот сунуть. — На всякий случай отодвинулась чуть подальше.

Семен поглядел так странно, тоскливо, будто я его ударила, и тихо произнес:

— Тут вот я тебе… это… — На этом, похоже, красноречие хуторянина иссякло.

— Мне уже страшно, неужели ты на дохлую лягушку расщедрился? — попыталась я пошутить, напоминая еще об одной излюбленной проказе нашего детства.

Парень молча мотнул головой и наконец развязал узелок. В сгущающихся лесных сумерках в его руках горела красно-золотым оперением птица-заряница.

— Семен, ты рехнулся! — только и смогла ахнуть я. — Ее ж невесте после сговора дарят!

Заряниц делали мужчины для своих возлюбленных, чтобы чудесная птица охраняла избранницу от всех бед и тревог: вырезали из дерева, украшали крылья затейливой резьбой, а потом раскрашивали красной и золотой красками. Каждый старался позатейливей украсить подарок. Считалось, что сама Великая Веритассия направляла руку истинно любящего, чтобы дар любви выглядел будто живая пичуга. Заряницу полагалось подвесить под потолком при входе в дом, чтобы она сверху глядела на вошедшего: с добром ли явился али камень за пазухой прячет. У того, кто сердцем выбирал подругу, получалась заряница красоты неописуемой, а у того, кто по расчету жениться хотел, страшилище какое-то выходило, и никакие навыки резьбы по дереву тут не помогали. Потому ни в одной лавке нельзя купить заряницу, только получить из рук жениха.