Поймай меня, или Моя полиция меня бережет - Анна Орлова Страница 3

«Надо сегодня заглянуть к троллям, – решила я. – Поблагодарить за помощь, а заодно проветрить мозги от лишнего пафоса».

Мердок прошелся вдоль окна, отвернулся, заложив руки за спину.

– Позвольте личный вопрос? – вдруг спросил он.

«Валяйте!» – едва не ляпнула я (все же бабуля права в одном – постоянное общение с противоправными элементами сильно обедняет лексикон!), но вовремя одумалась.

А, пропадать – так с музыкой! И я вновь вынула сигареты.

– Задавайте.

Мердок обернулся и внимательно посмотрел на меня:

– Если вашего бога нельзя называть, то как же вы ему молитесь?

С минуту я переваривала этот неожиданный вопрос, делая вид, что прикуриваю.

Затянулась и сказала честно:

– А зачем ему молиться? Я просто верю, что он есть. А рассчитывать стоит только на себя.

– О. – После паузы следователь повторил: – Весьма похвально.

Я молча курила, и Мердок, поморщившись, продолжил нетерпеливо:

– Полагаю, на этом все, Стравински? Можете быть свободны. Если не ошибаюсь, у вас сегодня выходной?

– Не ошибаетесь, господин следователь, – ответила я, борясь с желанием выдохнуть дым прямо ему в лицо.

– Тогда до свидания, домовой Стравински! – церемонно произнес он и вежливо наклонил голову.

– До свидания, следователь Мердок! – в тон ему откликнулась я.

Ну почему если мужчина красавец, то совершенно невыносим?

После его ухода я уже без особого удовольствия докурила и отправилась вызволять Розу из лап художника.

Хотя, судя по тому, как пунцовели его уши и блестели глаза, вызволять следовало беднягу Роббинса.

Сестренка в легком ситцевом платьице смотрелась в дежурке как отличница в детской комнате полиции.

Я остановилась на пороге, решив понаблюдать за представлением.

На столе перед Розой стояла чашка чая, блюдце с трогательным одиноким печеньицем и даже чахлый бутон (похоже, с ближайшей клумбы) в пивной банке. А Роббинс нес какую-то чушь о том, что Роза настоящий цветок, способный украсить собой даже эти казенные стены, и просил ее позировать для портрета.

– Знали бы вы, как мне надоело рисовать эти уголовные рожи! – вещал он с чувством. – А ваше милое лицо… и фигура…

Роза краснела и хлопала длиннющими ресницами – то ли ради тренировки, то ли действительно смутившись.

– Надеюсь, вы в курсе, что моя сестра несовершеннолетняя? – напомнила я негромко.

Роббинс дернулся, ойкнул, опрокинул стакан с карандашами, засуетился…

Роза послала мне укоризненный взгляд и наклонилась, помогая ему собрать рассыпавшиеся мелочи.

Бедняга-художник совсем растерялся, так близко узрев роскошный бюст Розы. Он машинально пытался собрать карандаши, но сложно делать это не глядя, а оторваться от пленительного зрелища он был не в силах.

– Роза! – не выдержала я этого издевательства. – Пойдем. У меня еще куча дел.

Она послушно встала, а у Роббинса сделалось такое лицо, будто он вот-вот заплачет.

– Мы как-нибудь еще заглянем, – пообещала я, сжалившись. – Проведу экскурсию. Ну и вдруг опознавать придется?

– О! – Лицо художника просветлело. – Конечно-конечно! Буду ждать. Вот.

И проводил Розочку влюбленным взглядом…

– Зачем было его очаровывать? – вздохнула я, выйдя на крыльцо.

– Мне было скучно, – надула губы сестра. – Ты ушла с этим следователем и… Кстати, а он милашка!

Не сдержавшись, я фыркнула. «Милашка», надо же!

– Не заметила, – сдержанно ответила я.

– Ну как же! – Роза округлила зеленые глаза и сложила руки перед грудью. Конвоиры, впихивающие задержанного в «воронок», застыли как околдованные. – У него такие глаза! Такие теплые, завораживающие, бархатные, и цвет… Как трюфеля, вот!

Роза мечтательно улыбнулась, и задержанный длинно присвистнул, а конвоиры едва не закапали слюной тротуар.

– Ой! – Сестренка опомнилась и преувеличенно смущенно потупилась. – Извини, оно само как-то получается.

Я только вздохнула. По правде говоря, Роза действительно не виновата. Если уж кто и виноват, так это мама, хотя сама она считает, что ей просто не везло в любви…

Отправив сестру домой, я решила сделать обход. Собиралась ведь навестить троллей, а заодно заглянуть к тихому алкоголику-водяному, проведать лежачую бабулю Сабрину, выяснить, как дела у Волосатой Мэг…

Я с удовольствием прошлась по знакомым улочкам. Есть какая-то неизбывная прелесть в частном секторе. Каждый дом, каждый участок имеют свой характер. Они не выстроены по ранжиру, не выдержаны в одном стиле – пестрые, своеобразные, в разноцветье садов и цветников. Настоящий оазис сонной сельской жизни посреди шумного промышленного города…

На пересечении Абрикосовой и Виноградной пристроился небольшой круглосуточный магазинчик со всякой ерундой (а заодно и с куда более востребованным алкоголем) и банкоматом, который уже прилепили на место. Только пятна свежей штукатурки выдавали недавние события.

Я доброжелательно поздоровалась с курящей на крыльце дебелой продавщицей, которая при виде меня попыталась изобразить саму невинность. Можно подумать, я не в курсе, что она продает самогон! Но поймать за руку ушлую продавщицу никак не удавалось. Да я и не сильно старалась, зная, что свято место пусто не бывает.

А вот на другие нарушения я глаза не закрывала и потому напомнила о давнем грешке:

– Надеюсь, больше вы алкоголь несовершеннолетним не продаете, Ника?

– Ни-ни! – вытаращилась она. – Чтоб мне лопнуть! Одного штрафа мне за глаза!

Я улыбнулась и вдруг поняла, что напрочь кое о чем позабыла:

– Более-менее приличный торт есть?

– Уж извиняйте. – Ника развела руками. – Ни тортов, ни пирожных не держим. Портятся быстро. Печенье хотите?

– Хм. – Печенье мне не подходило, и я спросила со слабой надеждой: – Шоколад? Конфеты?

– Не-а. – Для убедительности продавщица покачала лобастой головой и вдруг просветлела: – Мороженое есть! Хорошее. Хотите?

– Ну… – Я заколебалась, потом махнула рукой: – Ладно, давайте.

Хм, зато оригинально!

Дом троллей больше походил на груду разновеликих камней в окружении хмурых елей. Звонка у них сроду не было, так что пришлось по старинке кричать от калитки:

– Хозяева! Эй, хозяева!

Голос у меня звонкий, к тому же сразу отозвались все окрестные собаки.

– Чего надо? – недовольно откликнулся кто-то из глубины дома. – Кого принесло?

Горным троллям яркий солнечный свет не особо приятен, так что я не удивилась, что никто не вышел меня встречать.