Судьба: Дитя Неба - Элизабет Хэйдон Страница 3

— Джо была совсем ребенком. А я воительница, прошедшая обучение у лучших мастеров — у тебя и Элендры. Я в состоянии постоять за себя. Кроме того, поскольку ты теперь являешься «Могучей Силой, Которой Следует Подчиняться Любой Ценой», ты можешь приказать мне остаться в живых и я буду вынуждена выполнить твою волю. Иначе придется расплачиваться за непослушание.

Грунтор неохотно улыбнулся.

— Ладно, считай, что получила приказ, мисси. — Он нежно обнял ее своими могучими лапами. — Береги себя, миледи.

— Обязательно. — Рапсодия посмотрела на Акмеда, который закреплял седельные сумки на спинах лошадей, добытых для них Грунтором. — Ты готов, Акмед?

— Прежде чем мы отправимся в путь, я хочу тебе кое-что показать, — сообщил король, проверяя, хорошо ли затянуты веревки.

— Что? Мне казалось, ты хотел выехать до того, как встанет солнце.

— Это займет всего пару минут, но ты не пожалеешь. Я хочу показать тебе вид, открывающийся из обсерватории на восходе солнца.

Лицо Рапсодии засияло восторгом, точно солнце, которое должно было вот-вот появиться на горизонте.

— Обсерваторию? Значит, ремонт лестницы закончен?

— Да. И если ты поспешишь, мы увидим Внутренние Зубы и Кревенсфилдскую равнину, прежде чем отправимся в путь.

Он повернулся и жестом указал на вход в Котелок, темную сеть туннелей и комнат, резиденцию королей Илорка.

Рапсодия в последний раз сжала руку Грунтора, осторожно высвободилась из его объятий и зашагала вслед за Акмедом по мрачным коридорам без окон, мимо древних статуй, которые совсем недавно вычистили и отреставрировали мастера-болги. Теперь изваяния сияли — молчаливое свидетельство величия Намерьенского века — совсем как тринадцать столетий назад, когда началось строительство Илорка, называвшегося в те времена Канриф.

Они вошли в Большой зал через огромные двойные двери, украшенные золотом и сложными узорами, миновали громадный тронный зал, где каменщики-болги осторожно соскребали вековую грязь с сине-черного мрамора двадцати четырех колонн, каждая из которых символизировала определенный час суток.

— А они много успели сделать, — удивилась Рапсодия, когда они с Акмедом быстрым шагом пересекали мрачное помещение, наполненное предрассветными сумерками, проникавшими сквозь пыльные стеклянные блоки, вставленные в круглый потолок. — Когда я заходила сюда в прошлый раз, тут ничего, кроме мусора, не было.

Акмед обошел огромное мозаичное панно, выложенное в виде звезды в самом центре огромного зала, — еще одно изображение неба, сделанное из разноцветного мрамора и еще не очищенное от грязи.

— Будь поосторожнее. Если я не ошибаюсь, в прошлый раз именно здесь тебя посетило одно из твоих видений.

Рапсодия вздрогнула и пошла быстрее. Сколько она себя помнила, она обладала даром предвидения. Однако всякий раз, попадая в Прошлое или, что еще хуже, получая предупреждение о событиях Будущего, она оказывалась к этому не готова, в особенности если приходилось пережить яркие, сильные чувства, пришедшие из далеких времен и задержавшиеся в каком-нибудь месте, словно дым давно погасшего лесного пожара.

Теперь, когда Эши ушел и не мог больше защищать ее от кошмаров, они вернулись. Стоило Рапсодии вспомнить о своем любимом, как сердце у нее мучительно сжалось, и она из последних сил ускорила шаг. Время, отпущенное им, истекло; он должен был выполнить определенные обязательства, и главное из них — отыскать женщину-намерьенку из Первого поколения и жениться на ней. Она станет Королевой, они объединят ныне разобщенные земли и будут править вместе, как и было предсказано. И Рапсодия, и Эши с самого начала знали, что их роман будет недолгим, но от этого боль не становилась менее острой.

Акмед вошел в открытую дверь, находившуюся за возвышением, на котором стоял трон Короля и Королевы намерьенов, чудом уцелевший после того, как болги разгромили Канриф в конце Намерьенской войны.

— Поторопись. — Голос Акмеда гулким эхом отразился от стен.

— Я не могу быстрее, — сердито заявила Рапсодия. — Ты на целую голову меня выше. И шаги у тебя длиннее.

Она замолчала, потрясенная красотой восстановленной лестницы, которая вела в обсерваторию, расположенную на вершине одного из пиков Зубов.

Вдоль стен спиралью поднималась вверх лестница из гладко отполированного дерева геспера, темного с синими прожилками, а посередине располагалась какая-то странная конструкция, что-то наподобие маленькой шестиугольной комнатки со стеклянными стенами — диковинное сооружение, похоже, еще не до конца восстановленное.

— Эта штука вроде подъемника, которые мы используем в шахтах, — пояснил Акмед, словно прочитав мысли Рапсодии. — Ее придумал Гвиллиам и оставил подробные записи относительно того, как она работает. Очевидно, он поднимал вверх придворных, не желавших пользоваться лестницей. Здорово, правда?

— Интересно. Впрочем, я бы предпочла лестницу, даже если бы эта штуковина работала. Меня совсем не вдохновляет перспектива висеть в стеклянной коробке над каменным полом.

— Как пожелаешь, — с трудом скрыв улыбку, ответил Акмед.

Они начали подниматься по отполированной до блеска лестнице, все выше и выше, на самую вершину горного пика. Когда они почти добрались до цели, Акмед засунул руку в сапог и достал большой медный ключ, воспользовавшись передышкой, Рапсодия глянула через перила на пол, оставшийся далеко внизу, и ей стало не по себе.

— Я, разумеется, восхищена твоими достижениями, Акмед, но мы вполне могли сходить сюда после возвращения. Кревенсфилдская равнина прекрасно смотрится с Пустоши, как, впрочем, и с любой башни на посту Гриввен. Ты же знаешь, нам нельзя терять ни минуты.

Король фирболгов вставил ключ в замочную скважину и повернул его с громким щелчком.

— Отсюда ты увидишь то, что никогда не откроется тебе с Пустоши или с поста Гриввен.

Тяжелая дверь, обитая давно проржавевшим железом, легко распахнулась — видимо, недавно кто-то смазал петли маслом, — и глазам Рапсодии предстала сравнительно небольшая комната с куполообразным потолком. Обсерваторию еще не привели в порядок, мебель и всевозможные приборы закрывала некогда белая ткань, покрытая толстым слоем пыли. В рассеянном свете наступающего утра они казались призраками, выступающими из мрака.

Акмед ухватил ее за руку, втянул в комнату и закрыл дверь.

Помещение, служившее обсерваторией, вырубили в скале, а стены тщательно отполировали, и они стали такими же гладкими, как мраморные плиты в тронном зале. В каждой стене имелось огромное окно, возле каждого из них стояли древние, необычного вида телескопы с широким объективом. Магия и история наполняли комнату, куда многие века никто не заходил. Все здесь было пропитано горьким запахом пыли, безраздельно царящей в гробнице давно утерянной надежды.

Рапсодия быстро оглядела комнату: полки с древними картами и журналами, изысканные фрески на разделенном на четыре квадрата потолке, на каждой изображение одной из стихий — воды, воздуха, огня и земли, которые указывали направление сторон света, а пятую стихию — эфир — символизировал глобус, висящий в центре. Рапсодия с удовольствием изучила бы обсерваторию, но Акмед, нетерпеливо размахивая руками, подозвал ее к западному окну.