Длинная Серебряная Ложка - Кэрри Гринберг Страница 3

Но Леонард опередил его и, подавшись вперед, прошептал так внезапно, что Уолтер чуть не подпрыгнул на месте.

— У вас есть сведения, да? Умоляю, расскажите. Вы ведь знаете, за д-деньгами мы не постоим. Вас кто-то послал?

Забыв о бактериальной угрозе, Леонард схватил его за плечо и, к немалому удивлению Уолтера, сдавил его до хруста.

— Да о чем вы? Право же, не понимаю… И никто меня сюда не посылал. Я этнограф, путешествую по Карпатам и собираю местный фольклор.

Сказанное было недалеко от истины. Мистер Стивенс имел непосредственное отношение к фольклору хотя бы потому, что в детстве читал «Сказки Матушки Гусыни» и регулярно выслушивал народные предания от няньки Пегги. Особенно часто в ее рассказах фигурировали феи. То были не те тонкокрылые, обсыпанные сахарной пудрой существа, что порхают с цветка на цветок, запрягают мышей, и умываются росой. У этих фей был прескверный характер. Они таскали детей из люлек, уводили в неволю женщин, чтобы те вскармливали их молодняк в Волшебной Стране, а некоторые так и вовсе охотились на путешественников, чтобы выкрасить их кровью свои куртки. А если учесть, как быстро выцветает кровь, можно лишь вообразить уровень смертности в тех краях, где обитали эти модники. Вскоре матушка Уолтера рассчитала Пегги за то, что та протащила в детскую бутылку джина, и сказки прекратились. До поры до времени.

Англичанин почувствовал мгновенное облегчение, потому что нервный тип отпустил его плечо и тщательно вытер руку свежим носовым платком, коих у него было безмерное количество.

— Простите, я забылся.

— Пустяки, с кем не бывает, — обнадежил его Уолтер и тут же спросил исподтишка. — Выходит, люди здесь и вправду пропадают.

— Нет, что вы! У нас тут все на виду. Поэтому я…мнээ… так удивился, когда вы спросили. Подумал, уж не пропал ли кто ненароком, а мы и не заметили?

Англичанин подавил глухое раздражение. Оставалась последняя попытка, наверняка столь же безуспешная.

— Возможно, вам известен здешний граф? — спросил он без особой надежды на положительный ответ.

— Это вы про его сиятельство графа Бальтазара-Фридриха-Георга фон Лютценземмерна? Знаю, конечно. Кто же его не знает? — лицо Леонарда просветлело. — Ой, раз уж вы этнограф, то вам наверняка не терпится осмотреть замок? Как же, там есть на что полюбоваться. Вот Китайский Кабинет в восточном крыле — премилое местечко. Да и Портретная Галерея хороша.

Не в силах произнести что-либо вразумительное, Уолтер просто покивал головой. Он не сомневался, что в замке найдется и нечто поинтереснее премилого кабинета с китайскими ширмами и коллекцией бонбоньерок. Например, «Подземная-Камера-Которая-Прославилась-Тем-Что-Однажды-Там-Целый-День-Никого-Не-Пытали.»

— Тогда поедемте в замок прямо завтра. Я договорюсь с графом, он охотно принимает гостей. Некоторые потом еще долго не могут покинуть его владения, плененные таким гостеприимством. Только не обессудьте, сударь, но я освобожусь лишь вечером. Днем мы с отцом заняты. Это ничего? Не слишком поздно?

…Чуть позже той же ночью Уолтер сидел в спальне наверху, перебирая содержимое саквояжа. Множество книг, включая и нежно лелеемую коллекцию penny dreadfuls (дешевых изданий с леденящими кровь историями), увеличительное стекло, две смены белья, осиновые колья, набор открыток с видами Дербишира — раздавать информаторам из туземцев — и даже серебряное распятие, которому совсем не место среди вещей выходца из семьи добропорядочных протестантов.

Юноше не спалось. Во-первых, в предвкушении завтрашней поездки он готов был в любую минуту пуститься в пляс. А во-вторых, вид кровати, с колючим продавленным матрасом и засаленной подушкой, на которой явственно виднелся отпечаток чьей-то ноги, не располагал к визитам в царство Морфея. Хорошо хоть предусмотрительная Бригитта поставила каждую ножку кровати в миску с водой. Не придется всю ночь служить банкетным столом для клопов.

Порывшись в саквояже, Уолтер вытащил блокнот в потрескавшейся кожаной обложке с золотым тиснением. Первые несколько листов были вырваны еще до того, как сия вещица попала в антикварную лавку, где ее и обнаружил юный Стивенс. Иногда он задумывался, что же было на этих страницах? Хотелось надеяться, что записки о кругосветном путешествии, а не подсчет карточных долгов.

Пододвинув поближе сальную свечу, копоти от которой было гораздо больше чем света, он тщательно вывел химическим карандашом на первой странице — «Рассказ о моих приключениях.»

Немного подумав, он добавил слово «зловещих.»

* * *

Широко раскинулись неприступные карпатские горы. Редкий путник добирался до этих мест, а еще меньше — возвращалось отсюда домой (по данным местного статистического агентства, кабака «Свинья и Бисер,» из 3 человек возвращалось не более 2,6. Статистика — жестокая наука). Вечные снега лежали на вершинах устремившихся ввысь пиков, дороги проложены не были, а о железной дороге рассказывали только в сказках. И над всей этой холодной красотой неприступной громадиной возвышался Замок.

Ходили легенды, что по ночам его обступают волки и протяжно воют на луну, что его хозяин оборачивается летучей мышью и, незамеченный, летает над близлежащими деревнями, что дочь графа любит принимать кровавые ванны, и что раз в год со всех концов света сюда стекается всевозможная нечисть на бал. Иными словами, это был обычный, заурядный карпатский замок.

О хозяевах этих владений не говорил только немой. Как и в любом уважающем себя замке, там жил граф. Он был таинственен, величествен, ходил в плаще, а его имя было настолько длинным, что едва умещалось в фамильном реестре. Никто не сомневался, что его обязательно нужно считать вампиром. В конце концов, как это так — замок без вампира? Даже если бы граф им и не был, то должен был стать хотя бы для того, чтобы соответствовать статусу.

У него была дочь — прекрасная дева с длинными, как их родословная, и черными, как сама ночь волосами, томным взглядом печальных глаз, и тонкой, белоснежной кожей.

А у дочери была служанка, но рассказ о ней мы пока опустим, как не вписывающийся в концепцию…

Дева, грустно вздохнув, остановилась около высокого окна и окинула взором прилегающие к замку красоты: горы, горы, сарай, горы, горы, и маленькая деревушка с заковыристым названием и одним культурным центром — кабаком. Вот же не повезло — оказаться в такой глуши, окруженной с одной стороны неприступными горами, с другой… тоже неприступными горами, ну а третьей стороны и вовсе не было.

Она отвернулась от окна, но и созерцание комнаты ее тоже не обрадовало.

В ее покоях горела одинокая свеча. Если присмотреться поближе, можно заметить, что она слеплена из огарков, и свет дает неровный, тусклый. А уж о газовом и тем более электрическом освещении можно было лишь мечтать. Около свечи, нагнувшись поближе, сидела горничная девушка Эвике и сосредоточенно пришивала кружева в бальному платью своей госпожи. И не важно, что в любом музее эти кружева с радостью приняли в коллекцию, а само платье относилось к понятию «мода» довольно опосредованно.