Пламя Сердца Земли - Светлана Багдерина Страница 3

Граненыч инстинктивно остановился и осторожно протянул руку вправо, где в последний раз видел Дионисия, но вместо теплого плеча друга пальцы его сомкнулись на чем-то холодном, жестком и мокром.

Вокруг его запястья быстро, со свистом, обвилось нечто. Он дернулся было, но тут же замер: скорее он бы остался без конечности, чем поддались бы те невидимые, но цепкие силки, в которые он угодил.

– Дионисий?.. – нервно позвал он, но слова, едва срываясь с губ, растворялись в промозглом холоде без остатка, не долетая даже до его собственных ушей. – Дионисий!..

Митроха замер. Что-то или кто-то проворно обнял железной хваткой его вторую руку, обе ноги и теперь принялся за талию. [3]

– Отпусти, окаянный!.. – отчаянно рванулся он, как муха, запутавшаяся в паутине, но кроме ощущения того, что, так и не найдя талию, незримый враг решил обмотать своими удавками его тело целиком, другого результата не было.

Свободной оставалась только шея.

Ой, сглазил…

Кто-то или что-то мягкое ударило его под коленки, и если бы не прочные, словно железные, растяжки, не позволявшие ему и шевельнуться, он бы свалился в траву, скрывавшую, как мины, перестоявшие склизкие грибы.

Но это что-то не отступало и не сдавалось: оно возилось у него под ногами, пинаясь и брыкаясь что было сил, и несколько раз весьма чувствительно угодило прямо по косточке на правой ноге.

– Дионисий?.. – попробовал еще раз Граненыч, и звук, вырвавшийся из его сжатого страхом и неторопливой, но эффективной удавкой, горла был настолько слабым и сиплым, что не разбудил бы даже спящего зайца. – Дионисий!!!..

– Ба…буш… ка… – едва слышно донеслось откуда-то из района его правого колена то ли агонизирующее шипение, то ли предсмертный сип. [4]

И через долгую, как столетие, секунду снова:

– Ба…буш…ка!..

Тьма как будто прислушалась, стала осязаемой, настороженной, сонно-недовольной.

– Ба-буш-ка!!!.. – прохрипел хозяин библиотеки, кашляя и задыхаясь. – Это я… Дио… то есть, Непруха!.. Помоги мне!.. нам!.. Скорее!.. Ба!!!..

Темнота на мгновение замерла, потом недоверчиво заворочалась, закряхтела и стала редеть. Проступили смутные очертания деревьев, кустов, странных коряг и причудливых узловатых корней, волнами выпирающих из отжившей свое лето травы…

Сонный лес зашумел, затряс ветвями, словно человек, не верящий своим глазам – головой, и из самого бурелома выступила сутулая простоволосая старуха двухметрового роста, в длинной пестрой рубахе из бересты, в лыковых лаптях на босу ногу и с толстой корявой веткой в тощей жилистой руке.

– Это кто еще тут на зиму глядя разорался? Вот я вас сейчас, крикунов-то, по горбу батогом-то вытяну, будете знать, как…

– Бабушка!.. Это же я!.. Непруха!..

Круглые совиные очи на морщинистом, как древесная кора, землистом лице старухи вытаращились и стали еще круглее, палка выпала из ее руки, а в лесу словно вспыхнуло солнышко.

– Непруха!.. Постреленок!.. Оголец!.. Нешто вернулся!.. Бросил свои книжки!.. Ай да молодец! – лешачиха взмахнула тощими руками, как неведомая экзотическая птица, и в восторге захлопала себя по бедрам.

– Ба?.. – хозяин библиотеки вопросительно поднял на нее глаза с уровня Митрохиных лодыжек, плотно замотанный в несколько витков корней, словно гусеница неведомой породы.

– Ой, извини, милок!.. – и Обериха хлопнула в ладоши.

Раздался сухой звонкий звук, словно ударились друг о друга две дощечки, и корни, оплетавшие библиотечного, испарились.

– А моего друга? – капризно нахмурился Дионисий.

– Этого, что ли? – подозрительно уставилась на Митроху старуха.

– Этого, – непреклонно подтвердил библиотечный. – Я познакомлю вас сразу, как только ты его освободишь.

– Ну смотри, внучок, – неодобрительно покачала головой лешачиха, не сводя глаз с Граненыча, но свой трюк с хлопком повторила.

И Митрофан, вмиг лишившись опоры, обрушился на землю, траву и грибы.

Хозяин библиотеки поспешил подать ему руку, но лучше бы он поискал ему новую пару ног: эти после устроенной им лешачихой встречи к использованию в течение еще как минимум четверти часа явно не годились.

– Позвольте вас представить, – церемонно проговорил библиотечный, решивший, в конце концов, не мучить князя и оставить его в сидячем положении на несколько минут, – мой лучший друг, читатель моей библиотеки Митрофан Гаврилыч.

– Митрошка, значит, – все еще настороженно проскрипела старуха и снова обрушила водопад своего внимания на любимого внука. – Ну, если он и впрямь тебе приятель…

– Единственный друг, – упрямо поправил бабушку библиотечный.

– Ага… он так друг… А я тебе теперь – кошкин хвост… Вспоминаешь только когда надоть чего… Совсем в своей бильбивотеке одичал! Говорила ж я тебе: книжки до добра тебя не доведут, не нашего это ума дело, не нашего!..

– Ну не обижайся, бабушка, – шагнул к ней Дионисий и нежно обнял за коленки. – Где бы я ни жил и чем бы ни занимался, ты же знаешь, что я тебя люблю больше всех и горжусь тобой. И я никогда не забуду, кто украл для меня из сумки учителя маленькой царевны мой первый букварь. А ты?

– Лучше б я из его сумки розги тебе тогда вытащила – пользы гораздо больше было бы, чует мое сердце, – брюзгливо проворчала лешачиха, но и Граненычу было видно, что она растаяла.

– Бабушка, бабушка… – блаженно полуприкрыв глаза и улыбаясь, Дионисий вдыхал с детства знакомый октябрьский аромат сонного леса, поникших трав, сырости и поздних грибов. – Как я по тебе скучал…

– Лиса-подлиза хитрая, – беззлобно пробурчала Обериха, наклонилась и обхватила блудного внучка обеими сучковатыми руками. – Ишь, бабушкин сынок…

Она любовно взъерошила волосы Дионисия, невзначай смахнув с него велюровый берет с павлиньим пером, и развела руками:

– Ну, коли пришли гости дорогие по делу – проходите в избу, не стойте просто так. В ногах правды нет.

И будто по мановению волшебной палочки среди буйства невоздержанной растительности проступила, словно на детской картинке, где среди неразберихи и путаницы надо отыскать нечто, скрытое художником, приземистая, крытая зеленым бархатистым мхом избушка, сложенная из поросших лишайником черных от времени и дождей бревен.

Обериха взяла их обоих за руки и сделала шаг прямо в стену. Но не успел Митроха испугаться или хотя бы зажмуриться, как они оказались внутри.

– Ну-ка, давай-ка, проходи, проходи, располагайся, как дома будь, сорви-голова!.. – нежно улыбнулась в морщинки лешачиха.