Там, где кончается волшебство - Грэм Джойс Страница 3

Мне дважды повторять не требовалось. Метнувшись вниз, я взяла первый попавшийся таз, наполнила его водой из бочки и понеслась обратно. Я понимала, что задумала Мамочка, и лишних вопросов не задавала. Зато Клэрри решила вдруг проявить осведомленность:

— Так больше никто не делает! Она подхватит воспаление легких!

Мамочка пропустила замечание мимо ушей и плюхнула младенца в ледяную воду Немного подержала там и вынула. Еще раз окунула в воду.

— Клэрри, тащи льняную муку, да поживее. Осока, а ты — золотую пыль.

Клэрри помчалась за льняным жмыхом; я тоже уже почти ушла из комнаты и вдруг услышала тихохонькое однократное «кхе», как будто отплевывался водяной насос. Малышка. Она прокашлялась и легонечко вздохнула.

— Осока, чего время тянешь?

Пришлось изрядно покопаться в кладовке Гвен, чтобы найти семена горчицы, которые Мамочка прозвала «золотой пылью». На кухне я отыскала ступку с пестиком и измельчила семена. Тут прибежала Клэрри с льняным жмыхом: она жила в соседнем доме. Из жмыха с измельченными семенами я приготовила жидкий компресс и отнесла его в комнату Гвен.

Спеленутая полотенцем кроха уже лежала на животе у роженицы. Мамочка пристрастно осмотрела приготовленную смесь, взяла у Гвен ребенка и развернула полотенце. Нанесла компресс на спинку, опять запеленала малютку и отдала ее Гвен.

— И никакого воспаления легких, — отчеканила она, строго поглядывая на Клэрри.

— Мамочка! Родненькая! — ликовала Гвен. — У меня девочка! Я так о ней мечтала! Скажи, с ней все будет хорошо?

И хоть опасность миновала, Мамочка не спешила раздавать обещания. Она никогда ничего не обещала, считая, что природа несовершенна, однако ей хватало мудрости вести себя так, словно и вправду все будет хорошо.

— Запиши ее, — сказала она мне. — Запиши время рождения и вес ребенка. Запиши, что у Гвен родилась здоровая девочка.

Мамочкина дотошность в таких вещах была единственной уступкой ненавистной бюрократии, лишившей ее возможности легально заниматься любимым делом. Сама она ни писать, ни читать не умела и, мало того, прилюдно заявляла, что считает эти навыки бессмысленными, однако же гордилась тем, что я могу и то и это. Так она показывала миру, что, мол, и мы не лыком шиты и можем, если надо, зарегистрировать рождение. Поэтому я взяла блокнот и написала: «Дочь Гвен Хардинг, 8 фунтов 9 унций, родилась в 4 ч. 16 мин. пополудни 4 февраля 1966 г.». И дальше от себя добавила: «Ребенок полнолуния».

Гвен растворилась в экстазе материнства. Даже ее подруга Клэрри заметно повеселела. Взяв в зубы очередную сигарету и угрожая кровати новой порцией пепла, она задумчиво произнесла:

— А знаешь, Мамочка, верно ведь люди говорят, что ты все видишь заранее. И про девчушку знала.

Вообще-то, это я, коснувшись мочки уха, сообщила Мамочке, что у Гвен девочка. И, только заручившись моим экспертным мнением, она сочла возможным рассказать Гвен. Мне было лестно: выходит, после сотни таких, как Гвен, я наконец-то стала разбираться почти как Мамочка. Ведь это она научила меня определять пол не по тому, как протекает беременность, а по тому, как бьется сердце: у девочек медленнее, чем у мальчиков, и через некоторое время, задолго до того, как станет видно, что между ног, их уже можно различить. Однако некоторые вещи и мы не можем предугадать: вот как сейчас, когда сердечко билось медленно совсем не потому, что было девичьим. Но им — всем этим Гвен, Клэрри и прочим — мы это не рассказывали. Мы вообще мало что рассказывали. Почти что ничего.

И если честно, мы мало с кем общались. Поэтому на следующий день я очень удивилась.

Дул сильный ветер; стояла ужасная февральская погодка, для стирки, правда, вполне приемлемая. Висящая на веревке простыня вдруг колыхнулась в мою сторону, будто хотела за ногу укусить, я тоже не осталась перед ней в долгу и водворила выскочку на место. Никаких послаблений этим драчливым простыням! На маленьком транзисторе «Хитачи» тихонечко поигрывала пиратская радиостанция «Радио Каролина». Да, батарейки стоили целое состояние, но я любила работать под музыку и подпевать, где получалось. Нельзя сказать, чтобы Мамочка разделяла мою любовь к поп-музыке. Скорее, совсем не разделяла. Всю современную музыку она называла белибердой. Белибердой и гадостью.

А я знай себе пела и продолжала петь, даже когда за простыней послышалось шуршание и промелькнула тень. Тут я притихла и отступила на пару шагов. Пожалела, что Мамочки нет дома. Простыня тем временем отдернулась, и я увидела нарочито серьезное, но забавное, в рыжих кудряшках лицо. Артур Макканн — страшно высокий и оттого всегда сутулый. Артур был в кожаной мотоциклетной куртке и ослепительно-синих джинсах в обтяжку — не знаю уж, как он добивался такой синевы.

Я отвернулась и стала дальше развешивать белье.

— Ну ты меня и напугал! Я аж за грабли схватилась.

— Осока, ты шуток не понимаешь, что ли? Я же не со зла.

Я знала Артура со школы. Его глаза, такие же синие, как джинсы, подмигивали мне и помахивали изящными ресницами. Проверив, на месте ли мои любимые заколки, я вспомнила о дырке на локте.

— Если Мамочка тебя здесь застанет, тебе влетит. Она вернется с минуты на минуту.

Артур вылез из-за простыни, которая тут же попыталась его хлестнуть.

— Осока, кончай уже прятаться за спину Мамочки Каллен. — Он подошел поближе, пахнуло пивом. — Пора тебе завести нормального парня.

Артур был хулиганом из соседней деревни Халлатон. Местечко хуже некуда. Ох и историй я могла бы рассказать про них! Не выпуская из зубов прищепки, я прошепелявила:

— Нормального парня? Уж не тебя ли?

Потом я потянулась к веревке, прекрасно понимая, что так мой зад предстанет перед ним во всей красе. Я прямо спиной чуяла, как его руки мечтают оказаться у меня на бедрах. И хотя Мамочка обозвала бы меня «шлюшонкой», а сзади тяжело дышал Артур, я все-таки нагнулась к бельевой корзине, встряхнула очередную простыню и снова разогнулась. И ровно в ту секунду, когда он собирался сделать решающий бросок, я развернулась:

— На кой мне сдался полудурок халлатоновский! Потом, ты же почти мой ровесник. А я хочу мужчину постарше.

— Куда тебе постарше? Я в самом соку, пойми.

— Тебе всего двадцать один. Ты не в соку. Ты мальчик. А мне нужен мужчина, который способен меня чему-то научить.

Естественно, я знала, что он ответит, и Мамочка сказала бы, что я заигрываю. Без сомнения.

— Я тоже мог бы тебя кое-чему научить, — ответил Артур, почесал подбородок и похлопал белыми ресницами.

Я снова отвернулась: теперь нужно было прищепить белье к веревке. Хочу ли я, чтобы он меня коснулся? Да, именно так я у себя и спрашивала. Хочу ли?

— Ай! — вскрикнул Артур.

Я резко обернулась: Артур схватился за пятую точку, а за ним с клюкой наперевес стояла Мамочка Каллен и угрожала новым ударом.