Печать Сумрака - Иван Кузнецов Страница 3

Стараясь не дышать, я достал мобильник, прокрался на цыпочках в глубь комнаты и сделал несколько снимков. Не удержался и смахнул паутину с монитора. Синие нити послушно вспорхнули и неторопливо опустились на пол. Словом, ничем не выдали своего мистического происхождения.

Избежать вечерних пробок не удалось. Сшитая из разноцветных чешуек металлическая змея, то и дело замирая в раздумье, вяло ползла по широкому проспекту.

Очередной светофор, смилостивившись, моргнул зеленым, и в этот момент айфон исполнил тарантиновский мотив.

– Да? – Я поднес телефон к уху, поймав себя на мысли, что даже не взглянул на высветившийся номер.

– Добрый вечер, вы домой едете? – высоким женским голосом вопросил айфон.

– Ага. – Я безуспешно попытался сообразить, с кем разговариваю.

– Хорошо, я подожду. – Связь прервалась.

Я недоуменно посмотрел на экран и обнаружил, что номер звонившего не определен. Час от часу не легче. Только таинственных незнакомок сейчас не хватало. Впрочем, учитывая обстоятельства, тут только одно из двух: либо меня вербует Анджелина Джоли, либо кто-то просто ошибся номером…

Автомобильный червь понемногу худел, теряя в весе, двигался все быстрее, пока наконец не развалился на десяток маленьких червячков, ширкнувших по разбегающимся от магистрали улочкам. Оставив машину на стоянке, я перекинулся парой слов со знакомым охранником. Узнал, что после первого тайма «Крылышки» ведут два—ноль и что во дворе прорвало трубу. Вспомнил утренний разговор с офисным стражем порядка и невольно улыбнулся. В отличие от нас, работников умственного труда, пролетариев интересовали сугубо вечные ценности – футбол и ЖКХ.

Впрочем, улыбался я недолго. Ровно до того момента, как осознал сказанное. Прорванная труба – куда серьезнее отключенной на работе горячей воды. Особенно если труба холодная, особенно если в такую жару…

Обогнув дом, я постоял перед бурлящим потоком. Судя по валившему пару, вода была горячая. Хоть с этим повезло.

Рукотворная переправа обнаружилась неподалеку и представляла собой пару кирпичей, уложенных в воду сознательными гражданами. Я тяжеловато перепрыгнул с камня на камень, оступился, и джинсы до колен покрылись россыпью черных точек. Чертыхнувшись, я попытался смахнуть грязные капли. С лишним весом надо определенно что-то делать. И не откладывая в долгий ящик, а прямо со следующего понедельника!

Добравшись до подъезда, я рассеянно понаблюдал за гонявшими мяч мальчишками. Пошарил в кармане, выискивая ключи…

– Романов! Алексей Романов!

Я обернулся на голос. Со стороны стоянки ко мне спешил крепкий загорелый парень в новеньких синих джинсах и отглаженной рубашке с коротким рукавом. Через пышущий жаром ручей он перепрыгнул не в пример ловчее меня. Остановился напротив.

Мой ровесник, может, на пару лет старше. Невысокий, судя по играющим рельефным мышцам – завсегдатай качалки. Короткий блондинистый ершик, голубые глаза. Два шрама: тонкий на щеке, широкий и длинный от локтя до запястья. А еще странная аура непоколебимой уверенности. Причем уверенности не давящей, от обладателя которой хочется поскорее отойти, а наоборот, спокойной, благожелательной. Именно такие парни становятся стихийными лидерами, именно с такими ты готов пойти в разведку.

– Алексей, погоди. – Парень выудил из заднего кармана удостоверение сотрудника полиции. – Старший оперуполномоченный Ермаков. Можно просто Костя.

Он продемонстрировал корочки.

– Можно тебя на пару слов?

– Да, конечно. – Согласие вырвалось непроизвольно. – Что случилось?

– Не волнуйся, ничего страшного, просто хочу кое о чем спросить. Мы можем где-нибудь…

– Да, конечно, можем подняться ко мне. – Я ощущал почти физическую потребность ответить согласием на любую просьбу незнакомца.

Костя неожиданно засмеялся и хлопнул меня по плечу:

– А ты ничего!

Я неуклюже улыбнулся в ответ.

– Пошли! – бодро скомандовал опер. – Как говорится, раньше сядем, раньше выйдем…

Он вдруг осекся, несколько секунд смотрел в пустоту, а затем резко обернулся.

– Какого черта?!

* * *

Я проследил за его взглядом.

Во двор плавно, как в замедленной киносъемке, въезжал черный, полностью затонированный «лексус».

«Девочка, девочка, гроб на колесиках ищет твою улицу», – всплыла в памяти строчка из детской страшилки. Только звучала она сейчас совсем не смешно. «Лексус» и впрямь походил на катафалк. Ни единого отблеска, ни единого светлого пятна. Безупречно чистые диски колес будто поглощали свет. Белая табличка с номером подернулась мутной серой дымкой. Я попытался разобрать цифры, и глаза немедленно заслезились, словно я посмотрел на солнце.

Джип двигался абсолютно бесшумно, остановился аккурат напротив моего подъезда.

Костя напрягся.

– Ты, главное, не дергайся, – посоветовал он. – Ничего они не сделают. Я тебя первым нашел.

Он повернулся к машине боком, вытащил что-то из кармана. Вновь встал ровно, сложив руки за спиной.

Задние двери распахнулись, выпуская пассажиров.

Мужчина вполне сгодился бы на роль Росомахи. Ну или его главного врага – для образа героя его чертам не хватало благородства. Косматый, с длинными широкими баками и короткой курчавой бородой, он прекрасно подходил на роль человека-зверя. Впечатление усиливали ярко-зеленые глаза и диковатый взгляд, которым он одарил Костю. Ростом он был выше и выглядел крепче, однако опер не удостоил его особого внимания. Куда пристальнее он следил за вторым пассажиром. Точнее, пассажиркой.

«Есть женщины в русских селеньях» – учит нас поэт Некрасов. Эта женщина могла заткнуть за пояс любую селянку. Остановка коней, прогулки по горящим избам не выглядели для нее серьезным испытанием. Сказать по правде, я еще не встречал таких женщин. Разве что видел по телевизору, в финалах соревнований по штанге. Рослая, широкая, с руками и ногами, похожими на стволы молодых деревьев. При этом с удивительно милым, немного детским лицом, вздернутым курносым носиком, собранными в пучок волосами и светлыми веснушками. Одета она была в строгую униформу чоповца, даже бейджик висел на груди. Странный, надо сказать, бейджик с одиноким именем «Оля».

Девушка шмыгнула носом, уперла руки в бока и уставилась на Костю. Игра в гляделки длилась с полминуты, а потом отворились передние двери.

Водителем оказался высокий, согнутый знаком вопроса мужчина лет сорока. На вид торчок торчком, болезненного вида, с неровной, тронутой сединой щетиной. Нездоровая бледная кожа, тонкие, перевитые венами руки. Просторная серая рубашка висела мешком и только подчеркивала субтильное телосложение.

Его сосед выглядел представительнее. Пухлый, румяный, с широким пористым носом, в отглаженных по стрелкам брюках и с массивными золотыми часами на левой руке. Глядя на его суетливые движения и нервозность, с которой он ежесекундно поправлял очки, мне почему-то вспомнился Пьер Безухов.