Человек с мешком - Александр Романов Страница 3

Кроме того, хотя я и объел ягоды со всей поляны, есть мне все равно хотелось. И чем дальше, тем сильнее. Слушая, как в голодной тоске сжимаются внутренности, я с холодным спокойствием отметил, что вот это и будет причиной моей смерти.

Голод. Не на каждом же шагу есть в лесу ягодные поляны. А больше я за весь день ничего не видел. Думать ни о чем не хотелось. Я сидел, подкидывал в костерок сучья и следил, как они превращаются в уголья.

Да еще с опаской прислушивался к звукам за пределами светового круга. Было тоскливо, и хотелось есть. Причем хотелось так, что по временам и вовсе на все становилось наплевать.

И мечталось не о корочке хлеба, как надо бы голодному, а о хорошем куске мяса. Сигареты не помогали – курить уже было противно. К тому же их по-прежнему оставалось полпачки, хотя я старался по возможности не обращать на это внимания.

Что за дурацкая ситуация?! Ну заблудился бы в тайге – это я еще понимаю, ладно! Так ведь и заблудился-то совершенно не разбери как! Ну пусть и слышал раньше о подобных вещах – но я-то тут при чем?!

Если требовалось угодить в переплет, то почему именно таким способом? Почему, зачем? И сигареты эти – они-то тут с какого боку?! Вот уж этого я совершенно не понимаю.

В довершение всех неприятностей мне стало мерещиться, что с другой стороны костра что-то отблескивает в неверном свете пламени. Металлическим блеском. С голодухи мне немедленно стало казаться, что это консервная банка.

Ничего, конечно, там быть не могло, но видение выглядело таким навязчивым, что в животе началось тоскливое, тягучее урчание. Принимая во внимание ситуацию, все это подвернулось как нельзя более кстати.

Через несколько минут я готов был проклясть все. Издевательство представлялось очевиднейшим. Со злобой глядя через огонь, я всеми силами старался рассеять наваждение, но ничего у меня не получалось.

Банка по-прежнему продолжала отблескивать в пламени костра. Может быть, усилия мои были тщетны оттого, что я с неменьшей силой желал, чтобы что-нибудь там было. Но что там могло быть?

Я же сам там топтался, когда место для костра готовил, и знал, что ничего там нет. В конце концов я не выдержал, встал, шагнул за костер и с ненавистью пнул проклятую железя…

Я все-таки успел удержать ногу в последний момент. А то бы ползал потом в потемках по всей поляне, эту банку разыскивая. Я успел-таки сообразить, что никакая она не галлюцинация.

Насколько сильное впечатление это на меня произвело, можно судить по тому хотя бы, что, убедившись в том, что банка есть на самом деле, я спокойно вернулся на свое место и сел.

Засунул руки в карманы и… в правом кармане обнаружил свой складной нож. В том, что он именно мой, я убедился, рассмотрев его внимательно. Само собой разумеется, без ножа бы я эту консерву не открыл. Естественно.

Да что же это такое! Я стукнул себя по колену. Получилось несильно. Тогда я ударил еще раз. Потом еще и еще… Нога отозвалась резкой болью, я опомнился. Ночь, костер, в правой руке нож. Все как было. И банка за костром.

Ничего не понимаю! Ну как есть ничего! Вот банка, а вот нож, который я сам оставил дома! Это-то уж точно.

Почему?!

Однако, похоже, вопросы выходили чистой риторикой. Ответов ждать было неоткуда. Но в принципе там, где есть возможность перехода, очень даже просто может быть и что-то еще.

Вот только что? Ведь я представления не имею, как банка и нож появились! Я есть хотел. Ну и что? Я вот домой тоже хочу, но продолжаю сидеть на поляне. Почему-то. Как все это объясняется? С ума же сойти можно… Рассуждая о вещах, представления о которых не имеешь. Вот уж то еще удовольствие… Я мысленно плюнул на все несуразности и занялся консервной банкой.

Внутри оказалась тушенка. Великолепнейшая тушенка, чье великолепие не поколебало даже ее необъяснимое появление. В мгновение ока я опростал жестянку и даже вычистил ее изнутри. Вылизал бы, если б смог.

Жить стало если не лучше, то веселей. Почти как говаривал дядюшка Джо. Вот как раз про меня. Хотя я по-прежнему ничего не понимал, но зато теперь был сыт, пусть и несколько невероятным образом.

Я даже закурил с удовольствием – впервые с прошлой ночи. Подбрасывая сучья в костер, сидел и слушал окружающие звуки. Лес был исключительно тих. И, судя по всему, в этой местности не летали никакие самолеты.

И не было вблизи ни автомобильных, ни железных дорог. Я попробовал было понаблюдать за небом на предмет пролета спутников, но достаточно плотные облака не давали ничего толком рассмотреть. Да и костер не позволял отвлекаться.

Куда же меня занесло?

Следующий день прошел так же. За ним следующий. Потом еще и еще… Какая-то странная у меня началась жизнь. Я брел по лесу, не встречая никаких следов человеческой деятельности и совершенно не представляя, чем все это закончится.

То есть представлять-то я представлял, конечно…

Но тем не менее еда у меня продолжала появляться регулярно, причем самая разная. Хотя и не так часто, как я бы этого хотел. А однажды, после затянувшегося на несколько дней дождя, сырого и холодного, я обзавелся даже фляжкой.

Не то с коньяком, не то с бренди. Отличная армейская фляжка в зеленом чехле. И она теперь тоже была все время наполовину полна – так же как сигареты и спички.

И все. Хоть сломай себе голову, никаких объяснений происходящему не было. От всего этого можно было взбеситься. Да я бы и взбесился, наверное, если бы не знал уже по жизни, что пользы от этого в моих обстоятельствах ноль.

Вот и оставалось идти – столько, сколько потребуется. А точнее, до тех пор пока не наступит конец этого путешествия. А поскольку дело шло к осени – а там и к зиме, – это означало, что через пару месяцев все так или иначе разрешится.

Так или иначе… Если, конечно, не произойдет чего-то из ряда вон выходящего. Опять же в том или ином смысле. И вообще я, видимо от всего случившегося, несколько ошалел. Потому что на происходящее стал смотреть как-то слишком по-философски.

Однажды мне наконец встретилось то самое подходящее дерево. В поисках которого я пустился в странствие.

Среди прочих деревьев это был гигант. Из одних его сучьев, я думаю, можно было бы срубить небольшой сруб для колодца, например. Ствол уходил вверх, как Останкинская телебашня, белея огромным пятном содранной коры.

У комля раскинулся великолепный муравейник едва не в мой рост. Одно слово – впечатляло. Если бы не это впечатление, я бы прошел мимо, даже не покосившись. А так полез вверх, хотя теперь уже это не имело ни малейшего значения.

Дерево впечатляло и наверху. Оно возвышалось как утес и над поверхностью леса. Здесь пел ветер и ствол ощутимо покачивался, роняя иголки в двадцатипятиметровую бездну.

Во все стороны уходили сплошным ковром зеленые волны. Давно не виденный простор восхищал. Полной грудью вдыхая прохладный ветер, я уцепился за ветви и огляделся. Даль купалась в туманной дымке.