Крещение огнем - Анджей Сапковский Страница 3

– В дебрях мне не узнать ничего. Ведьмак вроде быхочет, чтобы я вести собирала, к людям пошла. Это бунтовщик, на его имя уангиваров уши наставлены. Мне самой никак невозможно в городах показываться. Авдруг кто распознает? Память о том еще жива, не засохла еще та кровь... А многобыло тогда крови, госпожа Эитнэ, ох, много.

– Немало. – Серебристые глаза пожилой дриады быличужими, холодными, непроницаемыми. – Немало, правда твоя.

– Если меня узнают, на кол натянут.

– Ты осмотрительна... Ты осторожна и внимательна.

– Чтобы добыть сведения, о которых просит ведьмак, надозабыть об осторожности. Надо расспрашивать. А сейчас любопытствовать опасно.Если меня схватят...

– У тебя есть контакты.

– Умучают. Заистязают. Либо сгноят в Дракенборге...

– Ты – мой должник.

Мильва отвернулась, закусила губу.

– Да, должник, – сказала она горько. – Не забыть.

Она прикрыла глаза, лицо вдруг сморщилось, губы дрогнули,зубы стиснулись сильнее. Под веками призрачным, лунным светом той ночи бледнозабрезжило воспоминание. Неожиданно вернулась боль в щиколотке, схваченнойременной петлей, боль в выворачиваемых суставах. В ушах загудели листья резкораспрямляющегося дерева... Крик, стон, дикое, сумасшедшее метание и жуткоечувство охватившего ее страха, когда она поняла, что ей не освободиться... Крики страх, скрип веревки, раскачивающиеся тени, неестественная, перевернутаяземля, перевернутое небо, деревья с перевернутыми кронами, боль, бьющаяся ввисках кровь... А на рассвете – дриады, вокруг, веночком... Далекий серебристыйсмех... Куколка на веревочке! Дергайся, дергайся, куколка, головкой книзу... Иее собственный, но чужой визгливый крик. А потом тьма.

– Да, должник. Конечно, – повторила она сквозьстиснутые зубы. – Да, конечно, я же висяк, снятый с веревки. Похоже, пока яжива, мне с этим долгом не расплатиться.

– У каждого свой долг, – сказала Эитнэ. – Такова жизнь,Мария Барринг. Долги и кредиты, обязательства, благодарности, расплаты. Что-токому-то должен сделать. А может, себе самой? Ведь если по правде, то каждыйвсегда расплачивается с самим собой, а не с кем-то. Любой долг мы выплачиваемсебе самим. В каждом из нас сидит кредитор и должник одновременно. Главное –уравновесить этот счет. Мы приходим в мир как частица данной нам жизни, а потомвсе время только и знаем, что расплачиваемся за это. С самим собою. Для того,чтобы в конце концов сошелся баланс.

– Тебе дорог этот человек, госпожа Эитнэ? Этот.., ведьмак?

– Дорог. Хоть он и сам этого не знает. Возвращайся вКоль Серрай, Мария Барринг. Иди к нему. И сделай то, о чем я прошу.

***

В котловинке хрустнул хворост, скрипнула ветка. Громко и злопрозвучал крик сороки, взлетели зяблики, мелькнув белыми правильными перышками.Мильва затаила дыхание. Наконец-то!

"Чек-чек, – крикнула сорока. – Чек-чек-чек". Сноваскрипнула ветка.

Мильва поправила вытертый до блеска, на славу послужившийкожаный наплечник на правом предплечье, вложила кисть руки в прикрепленную кгрифу лука петлю. Вынула стрелу из плоского колчана на бедре. Автоматически, попривычке проверила острие и оперение. Стержни стрел она покупала на ярмарках,выбирая в среднем одну из десятка предложенных, но перья прилаживала всегдасама. У большинства готовых стрел были слишком короткие воланы и укреплены онибыли по оси стрелы, а Мильва пользовалась исключительно стрелами со спиральнымиволанами длиною не менее пяти дюймов.

Она наложила стрелу на тетиву и уставилась на выходкотловинки, в зеленеющее между стволами пятно барбариса, отягощенного гроздьямикрасных ягод.

Зяблики улетели недалеко и снова принялись тень-тенькать."Ну иди же, козочка, – подумала Мильва, приподнимая и натягивая лук. –Иди. Я готова".

Но косули пошли по балке в сторону болотца и источников,питающих ручьи, впадающие в Ленточку. Из котловинки вышел козел. Стройный, наглаз фунтов сорока весом. Он поднял голову, застриг ушами, потом повернулся ккустам, сорвал ветку.

Стоял он удачно – задом. Если б не ствол, заслонявший цель,Мильва выстрелила бы, не раздумывая. Даже попав в живот сзади, стрела прошилабы его и добралась до сердца, печени или легких. Попав в бедро, она рассекла быартерию, животное тоже должно было бы вскоре пасть. Мильва ждала, не освобождаятетивы.

Козел снова поднял голову, сделал шаг, вышел из-за ствола ислегка повернулся. Мильва, удерживая тетиву в полном натяжении, мысленновыругалась. Выстрел в переднюю часть тела был нежелателен: наконечник вместолегкого мог угодить в живот. Она ждала, сдерживая дыхание, уголком губ чувствуясоленый привкус тетивы. Это было еще одно большое, прямо-таки неоценимоедостоинство ее лука – пользуйся она более тяжелым или не столь тщательноизготовленным оружием, она не смогла бы так долго держать его в натяжении, нерискуя утомить руку и снизить точность выстрела.

К счастью, козел наклонил голову, сорвал выступающую из мхатраву и повернулся боком. Мильва спокойно вздохнула, прицелилась в областьлегкого и мягко отпустила тетиву.

Однако ожидаемого звука ломаемого наконечником ребра она неуслышала. Козел подпрыгнул, взвизгнул и скрылся, сопровождаемый хрустом сухихветок и шумом листьев.

Несколько ударов сердца Мильва стояла неподвижно,окаменевшая, словно мраморная статуя лесной русалки. Лишь когда все звукиутихли, она отвела правую руку от щеки и опустила лук. Отметив в памяти, кудапобежало животное, спокойно села и оперлась спиной о ствол. Она была опытнойохотницей, браконьерствовала в господских лесах с малых лет, первую косулюуложила, когда ей было одиннадцать, первого четырнадцатилетнего оленя – поневероятному охотничьему везению – в день своего четырнадцатилетия. А опытговорил, что никогда не следует спешить за подстреленным животным. Если попалахорошо, козел должен пасть не больше чем в двухстах шагах от устья котловинки.Если попала хуже – поспешность могла испортить дело. Неудачно подстреленноеживотное, если его не беспокоить, после панического бегства немного успокоитсяи пойдет тише. Если же его преследовать и пугать, оно будет мчаться сломяголову и остановится, лишь когда вымотается вконец.

Так что в распоряжении у Мильвы было никак не меньшеполучаса. Она прикусила сорванный стебелек и снова задумалась. Вспоминала.

***