Загадочное дело Джека-Попрыгунчика - Марк Ходдер Страница 3

— Я буду говорить. Встретимся позже, в отеле.

— Ладно.

Она поцеловала его в щеку, повернулась, быстро прошла по мраморному полу широкого коридора и, напоследок оглянувшись на него, скрылась за дверью зрительного зала. Пока она шла, Бёртон слышал нетерпеливый гул в аудитории. Кое-кто даже стучал ногами. Публика ждала слишком долго и требовала спектакля; всем не терпелось услышать, как Бёртон будет унижать того, кого прежде считал братом, — Джона Хеннинга Спика.

— Вы готовы? — произнес голос за ним. Бёртон повернулся и увидел Мурчисона, который вышел из помещения Комитета и остановился рядом с ним. Капли пота сверкали на его лысой голове, узкое лицо осунулось и побледнело.

— Эт-то я виноват, сэр Родерик? — проскрипел Бёртон.

Мурчисон нахмурился.

— В чем? В том, что руководствуетесь четкими научными критериями, в то время как, согласно вычислениям, которые Джон Спик представил Обществу, Нил течет по высокогорью почти девяносто миль? [4]В том, что вы — эрудированный оратор, а Спик не может связать двух слов? В том, что какие-то интриганы манипулировали им, восстановив против вас? Нет, Ричард, даже не сомневайтесь!

Бёртон на секунду задумался, потом ответил:

— Вы не слишком лестно отзываетесь о нем, и, тем не менее, поддерживаете его. Ведь именно вы выделили средства на его вторую экспедицию, а мне отказали.

— Потому что он прав. Да, его измерения небрежны, догадки — пока сомнительны, но Комитет считает, что, скорее всего, открытое им озеро действительно является истоком Нила. В любом случае, Ричард, извините, но он нашел это озеро, а не вы. Мне он никогда не нравился, вы это знаете, но фортуна благоволила к нему, а не к вам. — И Мурчисон отошел от Бёртона, собираясь идти в зал вместе с остальными.

— Подождите! — крикнул Бёртон, идя следом. — Мы не договорили.

— Как-нибудь в другой раз, — уклончиво ответил тот.

Они вошли в битком набитый зал и поднялись на сцену. Из толпы раздались крики. Полковник Уильям Сайкс, который вел заседание, уже давно сбился с протокола, безуспешно пытаясь успокоить самых громких слушателей, в большинстве своем журналистов, в том числе особенно сильно бушевавшего молодого американца Генри Мортона Стэнли, который явно замышлял что-то такое, что не вписывалось ни в какие регламенты. Доктор Ливингстон, сидевший рядом с Сайксом, был разъярен до последней степени. Клемент Маркхэм, тоже сидевший на сцене, кусал ногти. Бёртон тяжело опустился на стул рядом с ним, вынул из кармана карандаш и маленький блокнот и начал нервно писать.

Наконец, сэр Джеймс Александр, Артур Файндли и остальные географы заняли свои места на сцене.

Аудитория громыхала.

— Сколько можно ждать! Вы что, с пути сбились? — с издевкой крикнул кто-то из задних рядов.

Толпа одобрительно зашумела.

Мурчисон что-то прошептал на ухо полковнику. Сайкс кивнул.

Президент Географического общества прошел за кафедру, ударил по ней костяшками пальцев и с каменным выражением посмотрел на лица в зале. Публика затихла, раздались покашливания, после чего воцарилась тишина.

— Приношу свои извинения за задержку, — начал сэр Родерик Мурчисон. — Уверен, что, узнав причину, вы поймете нас. Все мы потрясены страшным известием, это… — Он прервался, кашлянув, — … это ужасное несчастье с лейтенантом Спиком. Мне горько говорить, но шансов выжить у него почти нет.

Зал ахнул и загудел, как улей.

Мурчисон поднял руки:

— Пожалуйста, пожалуйста!

Крики прекратились.

— Мы пока не располагаем точной информацией, — продолжал президент, — но буквально полчаса назад получили письмо от брата лейтенанта Спика. Там написано, что вчера после полудня лейтенант охотился вместе с друзьями в имении Фуллера около Нестон-Парка. И в четыре часа дня, когда он перебирался через стену, его ружье выстрелило и он получил тяжелейшую рану в голову.

— Может быть, он застрелился, сэр? — спросил кто-то у задней стены.

— Преднамеренно, вы хотите сказать? Нет ни малейшей почвы для таких предположений!

— Капитан Бёртон! — закричал другой слушатель. — Уж не вы ли спустили курок?

— Что вы говорите! — возмутился Мурчисон. — Как вы смеете обвинять? Не желаю даже слышать такое!

Хлынул шквал возмущенных выкриков, и большинство было адресовано Бёртону.

Знаменитый исследователь вырвал страницу из блокнота, передал ее Клементу Маркхэму и, наклонившись к нему поближе, что-то прошептал в самое ухо. Маркхэм поглядел на листок, встал, подошел к Мурчисону и тоже что-то тихо произнес.

Мурчисон кивнул.

— Леди и джентльмены, — объявил он. — Вы пришли сюда, в Батскую Ассоциацию по распространению научных знаний, послушать дебаты между капитаном, сэром Ричардом Бёртоном и лейтенантом Джоном Спиком об истоках Нила. Я понимаю, что вам хотелось бы знать, что думает сэр Ричард об ужасном происшествии с его коллегой, но, надеюсь, никто из вас не сомневается, что он глубоко переживает случившееся и не в состоянии обсуждать эту тему именно сейчас. Он, однако, написал короткое заявление, которое огласит мистер Клемент Маркхэм.

С этими словами Мурчисон сошел с кафедры, и его место занял Маркхэм. Ровным и спокойным голосом он прочел записку Бёртона:

— «Человек, которого я называл братом, лежит тяжело раненный. Несогласие во мнениях, которое, как вам известно, разделило нас после его возвращения из Африки, не мешает мне публично выразить свое искреннее восхищение его талантом и предприимчивостью, и я глубоко потрясен тем ударом судьбы, что обрушился на него с такой тяжестью. Какую бы веру вы ни исповедовали, прошу вас помолиться за него».

Маркхэм вернулся на свое место.

В зале воцарилась мертвая тишина.

— Сэр Бёртон просил тридцатиминутный перерыв, — напомнил Мурчисон, — после чего готов представить новые данные о долине Инда. А пока предлагаю внести изменения в расписание послеобеденных выступлений. Благодарю вас. — И он вместе с группой географов вышел из зала, обменявшись несколькими тихими словами с Бёртоном.

Сэр Фрэнсис Ричард Бёртон, как будто в тумане, двинулся в противоположную сторону и очнулся от тревожного забытья, только оказавшись в одной из читален. К счастью, там никого не было. Он вошел, закрыл за собой дверь и прислонился к ней.

Потом зарыдал.

— Прошу прощения, я не могу продолжать.

Его голос утонул в тишине.

Он говорил уже двадцать минут, с трудом понимая, о чем, — просто машинально, противным дрожащим голосом читал выдержки из своих дневников. Слова его, как река, все более замедляли течение, пока русло и вовсе не пересохло.