Замки на их костях - Лора Себастьян Страница 3

«Слезы – это оружие, – любит говорить императрица Маргаро, поджимая пухлые накрашенные губы. – Но те, что льются передо мной, потрачены зря».

Софрония не собирается использовать свои слезы как оружие, но не может сдержать захлестнувший ее поток эмоций. Она заставляет себя сохранять самообладание, помня о том, что ее мать сидит напротив, такая молчаливая, стойкая и сильная, какой Софрония не смогла стать, сколько бы ни училась.

Карета подпрыгивает на кочке, и Софрония использует этот момент, чтобы вытереть успевшую пролиться слезу.

– У вас есть задания, – говорит их мать, нарушая тишину. Она кажется бесстрастной, почти скучающей, как будто едет на отдых в загородный дом, а не прощается со всеми тремя своими детьми сразу. – Я ожидаю новостей по мере вашего продвижения.

– Да, мама, – говорит Дафна.

Когда Дафна с матерью сидят вот так, бок о бок, невозможно отрицать имеющееся между ними сходство. Это нечто большее, чем чернильно-темные кудри, обрамляющие их лица в форме сердца. Большее, чем глаза с длинными ресницами: у Дафны они звездно-серебряные, как и у Софронии с Беатрис, а глаза их матери напоминают расплавленный янтарь. Большее, чем веснушки, танцующие над сводами их острых скул и вздернутыми носами. Это то, как они сидят: спина прямая, ноги скрещены в щиколотках, руки сложены на коленях. Это в линиях их поджатых губ и опущенных уголках рта.

Но, когда Дафна улыбается, в ней есть тепло, которого Софрония никогда не видела в их матери.

Эта мысль заставляет ее сердце болеть, и она отводит взгляд от Дафны, вместо этого сосредотачиваясь на бархатной подушке сиденья за плечом сестры.

– Да, мама, – повторяет она, надеясь, что ее голос прозвучит так же, как у Дафны – ровно и уверенно. Но, конечно, это не так. Конечно, она колеблется.

Глаза ее матери сужаются, и она открывает рот, готовясь к выговору, но Беатрис опережает ее. Когда она, как и всегда, бросается между Софронией и императрицей, на ее пухлых губах сияет холодная улыбка.

– А если мы будем заняты? – спрашивает она, поднимая брови. – Судя по тому, что я слышала, жизнь молодоженов может быть достаточно… занятой.

Их мать отводит взгляд от Софронии, вместо этого переключаясь на Беатрис.

– Прибереги это для Селларии, Беатрис, – говорит она. – Вы будете присылать новости о своих успехах, закодировав их так, как вас учили.

При этих словах Беатрис и Дафна морщатся, но только не Софрония. Ей шифры давались намного легче. Как бы ни любила сестер, она не может отрицать, что трепещет от удовольствия, когда у нее легко получается то, что дается им с большим трудом. Тем более что Софрония мало в чем преуспела. Ей не хватает мастерства Беатрис во флирте и маскировке, она не может сравниться с Дафной в обращении с ядами или отмычками, но может в два раза быстрее разгадать шифр и почти так же быстро создать его сама. И, хотя все они получали уроки по экономике, Софрония была единственной, кому действительно нравилось изучать налоговое право и просматривать счета.

– И я надеюсь, мне не нужно напоминать вам о том, что ваша жизнь в качестве молодоженов – просто игра? – спрашивает императрица, и ее взгляд так яростно упирается в Софронию, что кожа девушки начинает чесаться.

Щеки Софронии горят, она чувствует, как сестры смотрят на нее, и в их взгляде читается смесь жалости и сочувствия. В случае Дафны это еще и доля замешательства. Софрония не рассказала ей о разговоре, с которым мать отвела ее в сторону неделю назад, о холоде в ее глазах, когда она без всяких предисловий спросила дочь, есть ли у нее чувства к королю Леопольду.

Софронии показалось, что она звучала уверенно и искренне, ответив «нет», но ее мать все равно почувствовала ложь.

«Я не могла воспитать тебя настолько глупой, чтобы ты решила, что влюблена, – говорит она, передавая Софронии стопку документов. Это были отчеты их шпионов из Темарина. – Это не любовь. Ты его даже не знаешь. Он наш враг, и ты больше этого не забудешь».

Софрония сглатывает и отодвигает эти мысли в сторону, а вместе с ними и воспоминания о том, что было в документах.

– Нет, нам не нужны напоминания, – отвечает она.

– Хорошо, – говорит императрица, затем ее взгляд падает на Беатрис и становится еще более хмурым. – Мы почти приехали, поправь глаза.

Беатрис хмурится и тянется к изумрудному кольцу на правой руке:

– Знаешь, они от этого чешутся. – Она прокручивает изумруд и поднимает кольцо сначала над одним глазом, затем над другим, позволяя зеленой капле упасть с кольца в каждый из них. Беатрис пару раз моргает, и, когда снова опускает голову, видно, что ее глаза из серебряных, как у Софронии и Дафны, стали ярко-зелеными.

– Уверяю тебя, это не столь неудобно, как если бы селларианцы увидели твои тронутые звездами глаза, – отмечает императрица.

Беатрис снова хмурится, но не возражает. Как и Софрония, она знает, что их мать права. В Бессемии глаза, которых коснулись звезды, встречаются довольно редко – у детей, родители которых использовали для зачатия звездную пыль. Они не единственные члены королевской семьи с серебряными глазами, многие родословные продолжаются только благодаря достаточному количеству звездной пыли и иногда помощи эмпирея. Но в Селларии магия вне закона, и есть множество историй о селларианских детях, убитых из-за того, что у них были серебряные глаза. И Софрония задается вопросом, сколько из них просто родились с серыми глазами.

Карета останавливается, и одного взгляда за окно достаточно, чтобы понять, что они прибыли в пункт назначения – на поляну в центре леса Немария. Однако их мать остается на месте и медленно переводит взгляд с одной сестры на другую.

При ближайшем рассмотрении Софронии кажется, что в выражении лица матери она заметила нотку печали. Немного сожаления. Но уже через секунду оно исчезает, прячась за маской льда и стали.

– Теперь вы останетесь сами по себе, – тихо говорит императрица. – Меня не будет рядом, чтобы указать путь. Но вы всему научены, голубки мои. Вы знаете, что делать, знаете, кого атаковать, знаете их слабые места. Через год мы будем управлять каждым дюймом этого континента, и никто не сможет отобрать его у нас.

Как всегда, Софрония чувствует, что при упоминании о таком будущем ее сердце бьется чаще. Как бы ни боялась следующего года, она знает, что в конце концов оно того стоит – скоро весь континент Вестерия будет принадлежать им.

– У меня есть для вас еще кое-что, – продолжает их мать. Она залезает в карман платья, вытаскивает три маленьких зашнурованных мешочка из красного бархата и передает по одному каждой дочери.

Софрония открывает свой мешочек и достает содержимое себе на ладонь. По ее пальцам скользит холодная серебряная цепочка, с которой свисает один-единственный бриллиант размером меньше ногтя на мизинце. Быстрый взгляд подтверждает, что в руках у ее сестер точно такие же.

– Мама, это слегка не в твоем вкусе, – замечает Беатрис, поджав губы.