Эпоха Пятизонья - Михаил Белозеров Страница 3

Костя с подозрением посмотрел на ее – шутит что ли? Но медсестра восторгалась вполне искренне. Ну вот еще одна сумасшедшая, подумал Костя, дались ей эти черные сталкеры. Чему радуется, не пойму. Куда же мне идти? – он поглядел в сумерки за окном, чтобы сориентироваться, в какой части города находится, и понял, что на Пречистенке, потому что узнал пилоны Крымского моста. Эко нас занесло, подумал он, но без восхищения Редом, особенно его способностями к перемещению в пространстве. Еще в Зоне ЧАЭС Костя отвык удивляться хабару, которым владел Бараско.

– Вначале вам нужно принять вот это… – уверенно сказала Лера и протянула Косте стакан с жидкостью.

– Что это? – Он осторожно понюхал.

В стакане был спирт.

– Обязательно?

– Обязательно.

– Медицинский?

– Медицинский, – улыбнулась Лера и вмиг снова сделалась безумно красивой.

Ага, вот в чем секрет, сообразил Костя, отводя взгляд, – в ее искристой улыбке. А еще в запахе. Пахла она умопомрачительно. Ни одна из его знакомых, даже Ирка Пономарева, так не пахла. С Иркой Костя расстался. Это был неоспоримый факт и отдельная история. Когда он вернулся из Чернобыльской Зоны, оказалось, что Ирка сделала себе тату на лобке и пирсинг на языке. Она вообще старалась быть суперсовременной. Тату на лобке в виде лилии он еще мог ей простить, но когда она поведала, для чего вставила себе в язык этот «гвоздик» (для минета, естественно), он понял, что это уже слишком. Чувственный мир его интересовал постольку, поскольку он существует, но не более. И расстался он с ней не без сожаления именно из-за этого самого «гвоздика». И снова его величество – великое одиночество – то, от чего бессознательно Костя убегал всю жизнь, вернулось к нему. Хуже всего, подумал он, то, что никто из моих приятельниц не искал моей дружбы. Секс, любовь, развлечение, деньги – пожалуйста, но только не дружба. Сбылось предсказание Реда Бараско: все сталкеры одиночки. И я стал одиночкой. Медсестра вот понравилась. А что толку? – думал Костя, заранее тоскуя. И так у него здорово получалось, что он сам себе был не рад.

– Пейте, пейте, и сразу пойдем закусывать.

– А что, положено? – Он посмотрел на нее пристально, с любопытством. Какая же ты там, внутри?

Она нравилась ему все больше. Но внутренний голос говорил ему, что очень красивые женщины недоступны. Слишком много вокруг них крутится мужчин более успешных, чем я. Когда об этом задумываешься, перестаешь действовать. У кого круче машина, у кого толще кошелек, а кто просто нагл. У меня нет ни того, ни другого, ни третьего. Наверное, я просто сталкер.

– Положено, – ответила она, выходя из кабинета со странной улыбкой на ярких губах.

Казалось, она все поняла. В глазах ее промелькнули чертики. Совсем как у Ирки, решил он и разозлился на себя за то, что не сумел скрыть свои чувства.

– Вы прямо инквизитор. – Костя одним махом проглотил спирт, не почувствовав вкуса, только через мгновение в желудке поселился теплый комок, и поспешил за медсестрой.

Его накормили в больничной столовой: настоящая жирная солянка с кусочком лимона, с двумя черными маслинами, две толстенные отбивные с кровью, картофельное пюре и салат, политый деревенским подсолнечным маслом. Костя еще удивился: откуда ранней весной грунтовые помидоры и огурцы? В обычной больнице так не кормят. В обычной больнице кормят тощими кашами. А потом ему дали еще большой, высокий стакан гранатового сока и необычайно свежее пирожное.

После обильной еды ему сделалось так жарко и так захотелось спать, что он завалился в ординаторской на кушетке.

Разбудил его Бараско. Он стоял над ним, тыкал в него пистолетом, у которого был зловещий черный зрачок, и твердил:

– Держи, вставай, держи, вставай!

Может, и наоборот. Костя спросонья не разобрал, а только увидел, что Бараско одет не по-больничному – в чужую кожаную куртку-реглан и что правая рука у него на перевязи из черного с красным опять-таки чужого галстука.

– Что случилось?! – спросил Костя, вскакивая и путаясь в пледе.

Оказывается, Лера его укрыла, пока он дремал. Где-то в глубине души, правда, теплилась надежда, что это все еще продолжение сна, а не реальность, но, увы, Ред Бараско был самым что ни на есть настоящим.

– Уходить надо! – В голосе Бараско прозвучал скрытый упрек. – Тебе твой «анцитаур» ничего не подсказывает?

Костя хотел сказать, что «анцитаур» вот уже год как молчит, но Бараско и слушать его не захотел, словно знал наперед все доводы, а крепко встряхнул левой рукой за плечо, поморщился и сказал:

– Соберись, считай, что мы в Зоне!

– В какой?

– Какая разница? В нашей, в вашей, в ихней – в какой еще?! – насмешливо ответил Бараско так, словно все было решено.

На самом деле разница была: Чернобыльская Зона – это одно, Крым – это другое, а Москва – это третье. И все они разные, как Зона в Новосибирске или под Санкт-Петербургом. У каждой своя специфика. Говорят, что в Крымской преобладала мистика, но добрая, хотя там сам черт ногу сломит из-за ее многоликости, а в Новосибирской попроще – только «сталтехи» и «механоиды». В Сосновом же Бору – вовсе небезобидные и бесхозные «дроны», приходящие из четвертого измерения. «Дроны» – отдельное природное явление. Их использовали в качестве оружия, но их надо было уметь приручать. Многие сталкеры погибли, не имея навыков дрессуры. Все это мгновенно пронеслось у Кости в голове. Не то чтобы он специально интересовался Зонами, но информацию в Интернете почитывал, боясь ощутить в себе патологическую тягу хотя бы к одной из них – то, что предсказывал Бараско еще в Чернобыле. Он потряс головой и понял, что дело серьезное, очень серьезное. Бараско просто так пугать не будет. Бараско – солидный сталкер.

– Ну и молодец! – похвалил Бараско. – Идем!

Косте страшно захотелось попрощаться с красавицей Лерой, но он быстро взял себя в руки, тем более что Бараско уже стоял в дверях ординаторской и к чему-то прислушивался. Вряд ли на его месте Бараско обратил бы внимание на женщин. Косте стало стыдно за свои необузданные порывы. У Реда особый нюх на всякого рода опасности. Он сделал два кошачьих шага, и Костя поспешил следом, копируя его движения. В старой Чернобыльской Зоне не особенно расходишься городским шагом.

В коридоре было тихо и сумрачно, как бывает тихо и сумрачно ночью в больнице. Красавица медсестра спала за столом, уронив голову на учебник по серологии. Должно быть, учится на медицинском, с удовлетворением решил Костя. Ее каштановые волосы выбились из-под шапочки и двумя колечками лежали на щеке. Костя не удержался, наклонился и поцеловал Леру в эти самые кудряшки, вдохнув мимоходом их пьянящий запах.

Лера встрепенулась, смущенно поправила шапочку и, еще до конца не понимая, что происходит, произнесла:

– Куда же вы?!

– С-с-с… – приложил Бараско палец к губам, приоткрывая дверь и выглядывая наружу.