Брачные контракты - Полина Ром Страница 3

Четвёртое – и самое важное. Руки, которыми я трогала своё горло и лицо. Они – совершенно точно чужие.

На всякий случай я открыла глаза и посмотрела на свои кисти ещё раз - чужие!

Снова закрыла глаза и попыталась подумать. Врать себе и впадать в истерику нет смысла. У меня чужое тело. Вариантов – несколько. Самый простой – я сумасшедшая, а всё вокруг – галлюцинации. И скоро придёт добрый дядя-доктор с уколом галоперидола и всё станет замечательно.

Следующий – я в чужой голове. Ну, этакий вариант воспоминания прошлой жизни. Известны случаи, когда дети вспоминали свою предыдущую жизнь, но с возрастом, как правило, забывали её совсем. Значит, меня забудут, а я исчезну.

Ну и самый идиотский вариант. Я – попаданка. Ага… Сейчас приедет принц на белом коне и… Или вампир, решивший закусить мной.

Больше вариантов как-то не придумывалось.

Шаги я услышала через несколько минут, которые провела в полной прострации. Мыслей не было, только ощущения, как у больного животного. Саднило горло, ощущалась лёгкая вялость и всё. Больше никакого недомогания.

Полная женщина средних лет вошла в комнату, что-то поставила на стол, подошла к кровати и аккуратно поправила мне одеяло. Моего лба коснулась тёплая шершавая рука. Я открыла глаза и посмотрела в уставшее, но добродушное лицо.

— Фания! Ты пришла в себя? Ты меня так ночью напугала, детка!

Совершенно незнакомый язык. Но как только я начала об этом думать, как в голове раздался гул и мне стало страшно. Какая разница, знакомый или нет?! Я же его понимаю и, наверное, могу говорить?

— А вы кто?

Тётка охнула и присела ко мне на кровать.

— Фания, деточка! Это же я, Кана… Ты не узнаёшь меня?

— Нет.

Голос у меня хоть и хриплый, но совсем молодой и довольно высокий.

— Я болела?

— Ой, детка, сильно болела! Очень сильно! Последние три дня даже в себя не приходила и горела так, что я уже опасалась…

Одежда Каны мне казалась странной. Серое платье из мятой холстины длиной почти до щиколотки. Этакий балахон, перетянутый широким поясом. На пояс сверху подвязан белый фартук. Условно белый, конечно. На голове что-то вроде округлой войлочной шапочки, этакий детский чепчик без завязок, загнутый над ушами. Даже волос не видно.

Я села на кровати и переждала минутное головокружение.

— Я тебе молочка принесла тёплого, как ты любишь! Сейчас, детка.

Глиняную кружку с тёплым молоком она не дала мне в руки, а так же, как и ночью, придержав мою голову, поднесла к губам. Терпеть не могу молоко! Но спорить не стала, выпила почти половину. Несколько капель стекли с подбородка на грубую, заскорузлую на груди ночную сорочку. Похоже, что капало на эту сорочку всё, чем меня поили, и уже не первый день. На груди ткань просто коркой взялась.

— Кана, я хочу в туалет.

— Давай, деточка, давай я помогу!

Сильные руки выдернули меня из-под тяжёлого одеяла. Я застыла, пережидая момент головокружения. Кана выдвинула на середину комнаты ночной горшок и замерла, ожидая моих действий.

— Помочь тебе, Фания?

И что, она собирается присутствовать?!

— Ступай, Кана, я сама…

— Да как же…

— Ступай.

Всё же я ещё была слабой, как ребёнок. Но сделав то, что так хотела, легла не сразу, а сперва огляделась. Большая комната с пустым очагом. Больше всего похоже на чердачное помещение. Два маленьких подслеповатых окна. А за ними – хмурый весенний день и вид на что-то вроде скотного двора. В луже валяется приличных размеров свинья, потягиваясь от удовольствия. У свиного корыта, собирая крошки, пихаются куры и маленькие цыплята. Дощатый забор, за ним что-то вроде садов – голые, ещё без листвы деревья. Только одно из них опушилось радостными жёлтыми серёжками.

Моя комната явно знавала лучшие времена. Местами на полу, особенно в углах, под пылью, видна краска. Кровать раньше имела полог, а сейчас – только голый остов, облезлый и в царапинах. Но когда-то его украсили искусной резьбой и покрыли чёрным лаком. Увы, трещины на остатках лака говорят, что это было очень давно. Грубый деревянный стол, одно кресло с высокой спинкой, такое же резное и затёртое, как и кровать. В кресле – подушка, из которой торчат нитки. Раньше, по всей видимости, это была вышивка. У одной из стен стоит старый шкаф без одной дверки. На всеобщее обозрение выложены стопки какого-то тряпья.

Осмотрела себя, сколько смогла – молодая девушка, светлые длинные волосы, обычное тело, только подмышки не бритые. Зато на ногах, похоже, волосы вообще не растут. У светлокожих такое бывает.

Я передёрнула плечами – ещё прохладно. Допила молоко, вкусное, кстати. И снова залезла в кровать. Честно говоря, особых мыслей не было. Ситуация явно вываливалась за границы моего опыта. Страха, впрочем, я не испытывала. Чего тут, собственно, бояться-то? Пожалуй, это лёгкое отупение и спасло меня, когда в комнату вернулась Кана.

— Кана, я и правда ничего не помню. Это, наверное, от болезни.

Она привычно закрыла ладонью рот. Думаю, это чтобы не ахать и не охать…

— Как меня зовут, Кана?

— Так Стефания кир Шахнон, владетельница Мончи.

Стефания кир Шахнон… С ума сойти...

— Я ещё посплю, Кана, ступай.

Пожалуй, сейчас у меня просто нет сил выяснять, владетельницей чего именно я вдруг стала…