Девушка, змей, шип - Мелисса Башардауст Страница 3

Сами покои были весьма комфортны. Всюду лежали подушки: на кровати, кресле, сиденье на подоконнике и даже на полу. Все – из различных материалов, с разной текстурой. Пол целиком покрывали лежащие внахлест яркие ковры, чьи цвета немного померкли со временем. Все поверхности были покрыты чем-то мягким, и, окружая себя всем этим, она словно могла восполнить нехватку настоящих прикосновений. Тут и там стояли стеклянные вазы с увядающими розами из ее сада, наполнявшими покои землистым запахом умирающих цветов.

Здесь был один-единственный стул, так что Таминэ присела на подоконник. Сорэйя аккуратно примостилась с другой стороны, сложив руки на сведенных вместе коленях. Она старалась занимать как можно меньше места, чтобы матери было удобно.

Тем временем Таминэ явно чувствовала себя некомфортно. Она избегала взгляда Сорэйи и никак не могла успокоить лежащие на коленях руки. Собравшись с силами, она вдохнула, подняла взгляд на дочь и произнесла:

– Все эти люди прибыли по случаю свадьбы твоего брата, которая состоится через месяц.

– Ох, – выдохнула несколько удивленная Сорэйя.

Поведение матери навело ее на мысли о похоронах, но не о свадьбе. Она знала, что рано или поздно Соруш вступит в брак. Возможно, мать переживала, что Сорэйя будет завидовать?

– Он женится на Ло-ле́, – добавила Таминэ.

– Ох, – снова произнесла Сорэйя, но на этот раз без эмоций.

Это разумно, подумала она. Ло-ле́, дочка спахбеда, была столь же добра, сколько и прекрасна. Она заслуживала того, чтобы стать любимицей Аташара и самой его влиятельной женщиной. Любой был бы рад за нее. Любому следовало радоваться за нее.

Из края ее рукава торчала нить. Сорэйя сжала ее указательным и большим пальцами и потянула, глядя на распускающуюся ткань. Ее сердцебиение ускорялось от эмоций, которые ей не хотелось ни испытывать, ни даже признавать. Сорэйя несколько раз не спеша вдохнула. Она уже несколько раз обернула нить из рукава вокруг одетых в перчатку пальцев. Она не даст горечи и обиде возобладать. Она не позволит им отразиться на ее лице. Сорэйя вдохнула, сняла с пальцев нить, подняла на мать глаза и улыбнулась.

– Они станут хорошей парой, – произнесла она.

Ее мать тепло и искренне улыбнулась. Она явно испытала облегчение.

– Мне тоже так кажется, – мягко произнесла она, но затем улыбка ее угасла, а взгляд опустился вниз. – Боюсь, я не смогу проводить с тобой столько времени, сколько раньше, пока не завершится церемония. Будет много дел.

Сорэйя с трудом сглотнула.

– Я понимаю, – отозвалась она.

Как обычно, жизнь продолжит идти своим чередом и без нее.

– Ты же знаешь, я люблю тебя.

Сорэйя кивнула.

– И я тебя люблю, матушка.

Беседа продолжилась. Они обменивались любезностями и придворными сплетнями, но разговор выходил односторонним. Сорэйя слишком много сил тратила на обуздание собственных эмоций, периодически украдкой поглядывая вниз, на запястья. Она хотела убедиться, что ее кожа оставалась смуглой. Ко времени, когда Таминэ покинула ее покои, Сорэйя чувствовала себя выжатым лимоном.

Вновь оставшись одна, Сорэйя возвратилась в гулистан, намереваясь посадить подаренную матерью розу. Она решительно стянула перчатки, не обращая внимания на зеленые линии, распространявшиеся по ее рукам, и попыталась успокоиться, глядя на свои розы. Она обхватила одну из них ладонями и прильнула к ней лицом, вдыхая ее аромат и ощущая прикосновение лепестков к щеке. Они были столь нежны… будто поцелуи. По крайней мере, в ее воображении. Она опустила руки на стебель и коснулась кончиком пальца одного из шипов. Ощущение ей нравилось: оно напоминало о том, что нечто опасное также могло быть красивым и любимым.

Но теперь она не могла не замечать своих кистей: вены на внутренней части запястий приобрели темно-зеленый оттенок. Она осознавала, что то же происходило и с венами, спускающимися по ее лицу к шее, паутинкой разбегающимися по ее щекам. Это не прекратится, пока она не умерит наиболее сильные из своих эмоций.

Когда-то все они были неразлучны: Соруш, Ло-ле́, Сорэйя и Рамин, частенько приглядывавший за остальными тремя. Ло-ле́ и Рамин были единственными, кто знал о проклятии Сорэйи, не считая ее семьи. Они узнали о нем случайно, но Сорэйя была этому рада: иначе она могла бы и не обзавестись друзьями. Когда они были детьми, все представлялось простым. Таминэ волновалась, но Сорэйя доказала, что может быть очень осторожной и никого не трогать. Ло-ле́ же всегда была очень послушной. Соруш был рядом, не позволяя случиться дурному. И некоторое время ничего дурного и правда не происходило.

Но затем шах умер, и хоть его вдова и исполняла роль регента, но Соруш в одночасье оказался под более пристальным вниманием. Их мать мягко объяснила им, что теперь у них нет столько времени на игры. Однако по прошествии нескольких лет Сорэйя догадалась, какова была истинная причина того, что она больше не виделась со своим братом: их семье следовало беречь репутацию, а она была отродьем Разрушителя. Если бы о проклятии Сорэйи стало широко известно, это могло бы натолкнуть бозоргана на мысль о том, что Разрушитель мог приложить руку ко всему их семейству. Люди потеряли бы веру в шаха и его династию, свергли бы их.

Ло-ле́… сколько же прошло времени с тех пор, как они в последний раз разговаривали? Три, четыре года? Они старались видеться, даже когда потеряли Соруша. Раньше им удавалось улучать время на свои детские забавы, вместе играть и делиться миндалем в глазури. Однако двум молодым девушкам найти возможность для встречи было намного труднее. И то, что одна из них стремительно погружалась в придворный мир, в то время как другой дорога в него навсегда закрыта, лишь осложняло и без того трудную ситуацию. С каждым годом они все больше и больше отдалялись друг от друга, проводя все меньше времени вместе. Редкие встречи лишь усиливали неловкость от осознания разницы в образе жизни. Разницы, которая никуда уже не денется. Весенняя пора пятнадцатилетия Сорэйи ознаменовала первый год, в который им с Ло-ле́ предстояло ни разу не встретиться. Она этому ничуть не удивилась: Ло-ле́ была частью того же мира, что и Соруш. Мира света, а не темноты. Она принадлежала к внешнему миру, а не к миру узких потайных ходов.

Сорэйя наклонилась и зарылась в землю руками, создавая дом для своей новой розы. Уголком глаза она видела жука, по-прежнему трудолюбиво пробиравшегося через сад. Сорэйя проследила за этим маленьким нарушителем, вторгшимся в ее убежище. И тут она протянула к нему руку и коснулась кончиком пальца его гладкой спины.

Жук перестал двигаться, а Сорэйя вернулась к своему занятию.