Сердце тьмы - Анастасия Маркова Страница 3

Колин не стала томить нас и сняла крышку с котелка. Когда на моей тарелке оказалась рассыпчатая пшенная каша с тыквой и яблоками, я озадаченно посмотрела на сестру, на губах которой блуждала загадочная улыбка. Она заметила мое удивление и улыбнулась еще шире. Хоть рот и наполнился слюной, а живот жалобно просил поскорее накормить его, я решила докопаться до истины, ведь подобной вкуснятиной нам давно не доводилось лакомиться. А если мне не изменяла память, последняя тыква была съедена как раз перед новым годом.

– Откуда все это? – требовательно спросила у Колин.

– Тетя Эрина передала. Аника заходила в гости, – быстро произнесла сестра.

Тетя Эрина была нашей соседкой, а когда-то и лучшей маминой подругой. Женщина продолжала помогать нам в силу собственных средств даже после смерти родительницы. Возможно, тетя Эрина хотела хоть немного поддержать нас, отвлечь перед предстоящим событием, как сделала бы родная мать, будь она жива. Однако и ее единственная дочь сегодня впервые вместе с нами встанет на площади в шеренгу.

– Прямо пир какой-то посреди чумы.

Вот только отчего-то я невольно сравнила его с последней трапезой, которую получает преступник незадолго до приведения в исполнение смертного приговора.

– Ты слышала, что этот отбор станет последним? – с довольной улыбкой вымолвила сестра, усаживаясь за стол. Отогнав прочь дурные мысли, я сосредоточилась на словах Колин.

– Откуда у тебя такие сведения? – поинтересовалась я, едва прожевала.

Несмотря на голод, никто в нашей семье не опускался до разговоров с набитым ртом. Так меня и сестру приучила мама, а я в свою очередь остальных. Да и отец не упускал случая заняться воспитательным процессом братьев, когда находился дома и был трезв.

Колин медлила: она неторопливо положила себе горку каши, значительно меньше, чем всем остальным, и разровняла ее по тарелке.

– Аника сказала. Минавр IX наконец-то разорвал с их императором договор.

– И чему ты радуешься? Думаешь, это хорошо?

– Разве нет? Пусть катятся восвояси! Скатертью им дорога. Давно было пора так сделать, – гневно выпалила сестра.

Я недоуменно посмотрела на Колин, пытаясь понять, чем лунные маги так насолили ей. Или это от страха?

– И позволить дарханам дальше бесчинствовать на наших землях?

– Даже старожилы не помнят, как они выглядят, – парировала она. – Словно им делать больше нечего, кроме как планировать на нас нападение. Иларги палец о палец не ударили за последние десятилетия, а мы им наших лучших девушек каждый год отдаем за просто так, – разошлась сестра не на шутку.

Братья сидели, уставившись в тарелки, боясь поднять глаза. Им нечасто доводилось становиться свидетелями подобных размолвок. Да я и сама не припоминала, когда в последний раз ссорилась с Колин.

– Это мелочь по сравнению с тем, какие потери понесет империя в случае нападения дарханов.

– Ты так говоришь только потому, что не попала в число тех, кто был вынужден уйти с этими мужланами. Думаю, многие из них избрали бы смерть от руки черного мага, нежели стали бы женами иларгов. К тому же никто не знает, что с ними происходит там. Ты хоть раз видела кого-нибудь из них после отбора? Ауринки бесследно исчезают, будто и вовсе никогда не рождались. Ходят слухи, что иларги приносят девушек в жертву темным богам, а женитьбой только прикрывают свои гнусные поступки. С чего они вдруг такие сильные?

– Даже если я попала бы в их число, то не изменила бы мнения.

– Не зарекайся! – отрезала Колин и положила в рот быстро остывающую кашу, которую доедали мы в полном молчании.

И кто ей только втемяшил подобное? Неужто Аника? Они были ровесницами и много времени проводили вместе, пока я блуждала в поисках чего-нибудь съестного. Я могла привести сестре в доказательство еще не один аргумент, однако решила, что спор следует закрыть, оставив за ней последнее слово. Пусть думает, что одержала надо мной верх, и насладится чувством победы. Однако в груди, подобно крохотному зернышку, зародилась тревога за будущее. Отчего-то меня не покидала мысль, что дарханы еще не раз напомнят о себе, едва лунные маги прекратят защищать наши земли. С приходом осени былые страхи возродятся.

После сытного обеда я устроилась на лавке у печи, подложив прежде в огонь часть сырых веток, которые насобирала в лесу, чтобы хоть немногим дольше продержать в доме тепло и сэкономить на дровах. Исходящий от них белый дым выедал глаза, но против никто не высказывался, все понимали, что иначе нам не выжить. Остальные ветки положила сушиться, чтобы поутру Колин было легче разжечь огонь. Тепло и полный желудок быстро сморили меня. Погрузиться в сон не помешали даже громкие выкрики братьев, которые частенько что-то делили между собой.

Около пяти часов я все-таки начала готовиться к предстоящему отбору. Это был особый ритуал с использованием секретного ингредиента – животного нутряного жира. Еще глубокой осенью я наполняла им крохотный глиняный горшочек и опускала в погреб, чтобы воспользоваться его содержимым лишь раз в году – в день весеннего равноденствия. Наверное, именно благодаря ему иларги никогда и не смотрели в мою сторону. Ведь душок от меня исходил конкретный. Оставив жир отогреваться у печи, зачерпнула металлическим совочком горячей золы и выставила ее на улицу остывать, а сама тем временем извлекла из шкафа старое мамино платье, которое доходило мне до середины икры. Оно-то и должно было стать последним штрихом в моем образе. Колин я собиралась одеть в еще более ужасающее рванье. Но только таким образом мы могли спастись от незавидной участи.

Едва я облачилась в серое мешковатое платье, зажала двумя пальцами нос, сняла крышку с глиняного горшочка и нанесла на лицо вонючий жир. Поверх него легла приготовленная зола, которой чуть позже я присыпала и пшеничного цвета волосы. До подобных ухищрений опускались многие. Но каждый в этом деле стремился проявить артистизм и уникальность, чтобы не вызвать у иларгов сильных подозрений. Хотя, думаю, лунные маги и так все прекрасно понимали. Не дураки же они!

Невзирая на размолвку, Колин смиренно выполняла все мои указания, прекрасно понимая, что я желала ей лишь добра. Что от этого во многом зависело, вернется она вечером домой или нет…

Ровно в шесть в дверь раздался требовательный стук, а вместе с ним и бешено заколотилось сердце. Мне было страшно. Очень страшно. Наверное, даже больше, чем в первый раз. Ведь я теперь отвечала не только за себя, но и за любимую сестренку. Хотелось спрятать ее от предстоящего события, раздвоиться, оказаться и на ее месте тоже. Но о подобном оставалось лишь мечтать.