Эльминстер в Миф Дранноре - Эд Гринвуд Страница 3

На последних словах голос поднялся до звенящего крика, который едва не повредил им уши, и до самого Гартрула запели в ответ голубые стеклянные колокольчики, развешанные на деревьях по всему Кормантору.

Прислушиваясь к их робкому звону, Илдилинтра молча стояла перед коронелем. Грудь ее бурно вздымалась, глаза сверкали. Из ночи на ее плечи вдруг упал лунный блик, заставив их светиться и мерцать холодным белым светом, подобно стягу мщения.

Элтаргрим на мгновение склонил голову, словно из уважения к ее страстности, и медленно шагнул к ней.

- Когда-то я тоже говорил подобные слова, - сказал он, - а думал еще худшие вещи. И все же теперь я вижу в наших братских расах - людях, в частности, - то, чего недостает нам: жизнь, воодушевление, активность, яркость. Когда-то у нас тоже были душа, мужество и ум, любовь и напористость, сейчас же мы это можем увидеть только в коротких видениях, посланных нам из давно минувших дней нашими предками. Даже если бы гордый дом Старима заговорил, и если бы всё языки дома Старима говорили чистую правду, то и они были бы вынуждены признать, что мы кое-что потеряли… кое-что в нас самих из-за непомерно разросшегося честолюбия некоторых. И это, не просто жизнь, богатство или участок леса…

Коронель начал ходить так же безостановочно и взволнованно, как только что перед ним ходила Илдилинтра, его белые одежды взметнулись, когда он резко повернулся к ней и сказал почти просительно:

- Может быть, это - единственный путь для того, чтобы вернуть все, что мы потеряли. Путь, на котором мы так долго существовали, - только высокомерное вырождение. Я верю, что к нам еще придет настоящая слава, а не гордость в позолоченной шелухе напускного величия, за которое мы сейчас цепляемся. Более того, мечта о мире между людьми, эльфами и карликами может стать к нам ближе, мечта Маэрала наконец-то может исполниться!

Леди с сине-черными волосами и темными сверкающими глазами встревожено прошла мимо него, словно чем-то подгоняемое животное, словно лесной кот, который, не теряя осторожности, кружит около противника. Когда она заговорила, голос ее уже не звучал мелодией, он напоминал свист лезвия при резком замахе.

- Как все, кто достигает преклонных лет, - от злости она и свистела, и шипела, - вы тоже начали страстно стремиться к миру; к тому миру, каким вы его видите, а не тому, каков он есть. Идея Маэрала всего лишь мечта! Лишь глупцы способны думать, что в том варварском Фэйруне, который нас окружает, она может стать реальностью. С каждым годом человек все больше и больше превращается в чародея, жестокого и властного мага-разрушителя! С каждым прошедшим годом! А вы собираетесь пригласить его, этого… этого гада сюда, в самое сердце… за щит… в наши дома!

Глаза коронеля стали суровыми. Ему грустно было видеть, во что она превратилась. Как далека - о, как далека! - была эта фурия от той нежной девушки-эльфа, которая заливалась когда-то стыдливыми девичьими слезами, а он ее ласкал и успокаивал.

Он прервал ее яростную речь и мягко спросил:

- Разве не лучше пригласить их к нам, победить дружбой и тем самым получить возможность хоть немного влиять на них? Если мы будем враждовать с ними, то проиграем. Они явятся сюда как завоеватели, как разрушители, будут преследовать нас везде, где только можно, перешагивая через потоки нашей крови. Не вижу здесь славы. Какой толк в том, что вы стараетесь сохранить в такой священной неприкосновенности, если народ погибнет? Перевранные легенды в памяти людей и нашей полуродни? Не будет ли смертельной ошибкой, если вырождающийся народ с задранным от собственного величия носом закроет глаза и заткнет уши?

Илдилинтра была вынуждена остановиться, иначе она, ослепленная яростью, со всего размаху налетела бы на него. Она стояла перед ним, почти нос к носу, вслушивалась в поток его вопросов и так крепко прижимала к бедрам кулаки, что на пальцах побелели косточки.

- Вы собираетесь стать тем, кто допустит эти… эти скотские племена в наши самые тайные, самые уединенные места, куда пока распространяется наша власть? - наконец спросила она. Голос ее охрип и стал уже совсем неприятным. - Чтобы те немногие, кто переживет ваше безумие, вспоминали о вас с ненавистью, как о предателе, который торжественно клялся служить своему народу, а довел его до гибели?

Элтаргрим покачал головой:

- У меня нет выбора. Только в Открытии я вижу путь к тому, чтобы у нашего народа было будущее. Все остальные пути, а я перебирал их все, в том числе и небольшую войну, приведут - и очень быстро, за несколько сезонов, - к кровавой бойне. Это схватка, которая может кончиться только поражением и гибелью Кормантора хотя бы потому, что все остальные расы, кроме карликов и гномов, многочисленнее эльфов в двадцать с лишним раз. А люди и орки превосходят нас в тысячи раз. Если гордыня доведет нас до войны, она доведет нас и до могилы, а делать такой выбор от имени наших детей я не имею права, потому что погублю их жизни раньше, чем они сами смогут сделать выбор и позаботиться о себе.

Илдилинтра фыркнула:

- Такой почерпнутый из страха довод можно приводить всю жизнь, до самой старости. Всегда будут дети, которые еще слишком молоды для того, чтобы самим выбирать путь.

Она снова заметалась, обходя Элтаргрима так, чтобы оставаться к нему лицом. И добавила почти небрежно:

- Есть старая песня, в которой говорится, что не переубедить коронеля, если у него есть твердое намерение. Теперь я вижу, что песня права. Я больше ничего не могу сказать, чтобы переубедить вас.

Когда их взгляды встретились, что-то очень усталое и даже старческое появилось в лице Элтаргрима:

- Я не боюсь, Илдилинтра, любимая и гордая Илдилинтра,- сказал он,- Коронель обязан делать то, что правильно, чего бы это ни стоило и как бы ни оценивалось…

Она даже зашипела в злобе, когда он слегка протянул к ней руки.

- …Именно это и означает быть коронелем, а вовсе не почести, регалии, поклонение.

Илдилинтра отстранилась от него и направилась к каменному бордюру, увитому ползучей лавандой. С хищной грацией она сложила руки на груди и стала всматриваться поверх водной глади на юг. Сейчас, в лунном свете, эта гладь напоминала чистую белую простыню - или саван. За ее спиной повисла тишина, глубокая, почти оглушительная.

Наблюдая за ней, коронель уронил руки. Он терпеливо ожидал. В этом королевстве воинствующей гордыни, в королевстве, где никогда и ничего не забывается, труд коронеля по большей части состоял в терпеливом выжидании. Молодые эльфы никогда этого не понимали.

Благородная леди Старим долго всматривалась в ночь. Почти бесконечно. Ее руки слегка дрожали, а голос, когда она заговорила, был высоким и таким же нежным, как внезапно налетевший ветерок:

- Ну что ж, зато теперь я знаю, что должна сделать.

Элтаргрим поднял руку, чтобы своей магической мощью сковать свободу леди - самое серьезное оскорбление, какое можно нанести главе эльфийского дома.

И все же он немного опоздал. В ночи внезапно вспыхнул огонь и взлетел сноп искр там, где встретились их силы. Они боролись довольно долго, но ей удалось ускользнуть. В руке леди Старим был родовой клинок ее дома, а глаза не отрывались от коронеля.