Прозрение - Урсула Ле Гуин Страница 3

Я сунул книгу по истории Сэлло и пересел на боковую скамью. Астано с нежной улыбкой тут же передала мне книжку о подвигах нашего города. Астано было пятнадцать, и она была такая высокая, худая и светлокожая, что братья, желая ее подразнить, говорили, что она «из альдов» – так называется народ, проживающий в восточных пустынях; говорят, что у альдов кожа белая, а волосы курчавые, как овечья шерсть. Впрочем, у нас слово «альд» означает еще и просто «дурак». Только Астано вовсе не была дурочкой; просто она была чересчур застенчивой и, по-моему, слишком хорошо выучила ту самую 41-ю главу. Молчаливая, какая-то очень правильная, очень скромная и очень выдержанная, она была истинной дочерью своего отца, сенатора Арки; нужно было очень хорошо знать Астано, чтобы понять, какая она на самом деле добрая, участливая, какие неожиданные мысли порой приходят ей в голову.

Одиннадцатилетнему мальчику очень трудно изображать учителя перед старшими ребятами, которые к тому же привыкли относиться к нему свысока, грубо с ним обращаются и обзывают то Креветкой, то Болотной Крысой, то Клюворылом. Хоуби, например, просто не выносил, когда я на уроке чего-то от него требовал. Хоуби родился в один день с Тормом. Только Торм был настоящим сыном Семьи, а Хоуби нет. Все это знали, но вслух об этом никто не говорил. Получалось, что Хоуби – сводный брат Явена и Торма, только его мать – рабыня, а значит, и он тоже раб. Впрочем, никакого особого отношения к нему в Доме не было, однако его бесило, если хозяева выделяли кого-то из рабов. Например, он всегда со злобной завистью относился к моему особому положению в классе. И теперь тоже хмуро поглядывал на меня, зная, что сейчас я к ним с Тибом «пристану».

Астано уже успела закрыть книжку, так что я спросил:

– Вы до какого места дошли?

– А мы никуда и не уходили, Клюворыл, все время тут сидели, – заявил Хоуби, и Тиб одобрительно захихикал.

Особенно противно было то, что Тиб вообще-то считался моим дружком, но стоило ему оказаться в компании Хоуби, и он сразу же перебегал на его сторону, а меня бросал.

– Продолжай с того места, где вы остановились, – сказал я Хоуби, очень стараясь, чтобы голос мой звучал холодно и сурово.

– А я не помню, где это.

– Тогда начинай, откуда было задано на сегодня.

– А я и этого не помню.

Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо и зашумела в ушах, и, конечно, тут же совершил ошибку, спросив:

– Что же ты помнишь?

– А я не помню, что именно я помню.

– Раз так, давай с самой первой страницы.

– А я и первой страницы не помню. – Хоуби был явно воодушевлен собственным успехом, однако на этот раз его хитрая уловка не сработала.

– Значит, ты вообще ничего из этой книги не помнишь? – спросил я, нарочно повысив голос, и Эверра тут же глянул в нашу сторону. – Ну, хорошо, – продолжал я довольно громко. – Тогда ты, Тиб, расскажешь специально для Хоуби то, что написано на первой странице.

Эверра все посматривал на нас, и Тиб, заметив это, не решился мне перечить и принялся невнятно бормотать, пересказывая главу «Начало великих подвигов», которую они обязаны были давным-давно знать наизусть. Когда он с горем пополам добрался до конца первой страницы, я остановил его и велел Хоуби повторить, отчего тот разозлился уже по-настоящему. Я чувствовал, что победа за мной, но понимал, что потом придется за это расплачиваться. И все же я заставил Хоуби отвечать урок, хоть он и бубнил его сквозь зубы. После чего я сказал:

– Ладно. А теперь продолжай с того места, где вы остановились с Астано-йо.

И он, как ни странно, подчинился, монотонно излагая содержание главы, посвященной набору в армию.

– А ты, Тиб, – посмотрел я на своего приятеля, – перефразируй. – Эверра всегда заставлял нас пересказывать текст своими словами, чтобы убедиться, что мы действительно его поняли, а не просто вызубрили наизусть.

– А ты, Тиб, – противным скрипучим голосом пробурчал тихонько Хоуби, передразнивая меня, – ферефвазивуй.

Тиб, естественно, снова захихикал.

– Ну, что же ты, Тиб, – подбодрил я его.

– Да-да, Тиб, давай, ферефвазивуй, – снова передразнил меня Хоуби, и Тиб заржал.

Эверра в это время увлеченно, с сияющими глазами, пояснял остальным какой-то отрывок эпического сказания, и все слушали его открыв рот; один лишь Явен, сидевший во втором ряду, быстро глянул в нашу сторону и сердито нахмурился. Под его мрачным взглядом Хоуби тут же съежился, опустил плечи, потупился и незаметно пнул Тиба ногой. Тот сразу перестал хихикать и после некоторой борьбы с собой затянул:

– Ну, там, в общем, говорится… э-э-э… В общем, если городу угрожает враг, ну, то есть нападением угрожает, то Сенат делает, ну, я не знаю… как это называется?

– Созывает совет, – подсказал я.

– Да, совет и осуждает…

– Обсуждает, наверное?

– Да, обсуждает вопрос о призыве в армию людей свободных и дееспособных. А что, «обсуждать» и «осуждать» – это очень похоже, только как бы наоборот, да?

Вот за это я и любил Тиба: все-таки он способен был уловить разницу, все время задавал вопросы да и соображал довольно быстро, хотя мысли у него, по правде сказать, бывали довольно странные, неожиданные; вот только никто, кроме меня, почему-то этого не ценил, ну и сам он тоже о себе был весьма невысокого мнения.

– Нет, «обсудить» значит «о чем-то как следует поговорить друг с другом».

– Это если ферефвазивовать, – тихонько вставил Хоуби.

В общем, препираясь и запинаясь, мы потащились дальше. Урока они, можно сказать, совсем не знали, и я с огромным облегчением отложил наконец «Подвиги», но тут Хоуби, наклонившись вперед и в упор глядя на меня, прошипел сквозь зубы:

– Хозяйский любимчик!

Я привык, что меня дразнят то учительским, то хозяйским любимчиком. До некоторой степени это было правдой. Только вот учитель наш «хозяином» не был; он был таким же рабом, как и мы. А это большая разница. Когда говорят «хозяйский любимчик», все-таки имеют в виду подхалима, или ябеду, или даже предателя. А Хоуби к тому же сказал это с настоящей ненавистью.

Он завидовал тому, что Явен за меня заступается, а его заставляет стыдиться. Явена мы все просто обожали и страстно жаждали его похвалы. Хоуби всегда казался мне очень грубым и ко всему равнодушным, и я не мог понять такой простой вещи, что и он, возможно, любит Явена столь же сильно, только у него гораздо меньше возможностей угодить ему и куда больше причин чувствовать себя униженным, когда в нашем с ним противоборстве Явен принимает мою сторону. Тогда я понимал лишь, что та кличка, которую он ко мне приклеил, отвратительна и несправедлива, и тут же, не выдержав, взорвался.

– Ничего подобного! – громко воскликнул я.

– Что «ничего подобного», Гэвир? – холодно спросил Эверра.