Кочевники Времени. Левиафан шагает по земле - Майкл Муркок Страница 3

Увидев, что вместо ответа я улыбаюсь, он помрачнел еще больше.

– Я точно знаю, что вы имеете в виду. Я сам уже принимал это в расчет. Всякому, кто никогда не знал Бастэйбла, его история должна представляться довольно бессвязной. Ну, раз уж вы упомянули о ней, – я вовсе не удивлен, что половина Лондона считает меня сумасшедшим. А почему бы людям так не думать? Я бы решил в точности то же самое, вздумайте вы прийти ко мне с историей, вроде той, что рассказал Бастэйбл. Вы проявляете по отношению ко мне исключительное терпение!

Он слабо улыбнулся моей шутке. Я продолжал:

– Стало быть, вы полагаете меня кандидатом в дом скорби. Ну что ж, у меня, естественно, не имеется ни малейшего доказательства, чтобы убедить вас в обратном. Если бы я только отыскал самого Бастэйбла! Тогда люди могли бы сами составить мнение касательно его истории.

– У вас это превратилось в нечто вроде навязчивой идеи, – доброжелательно заметил мой друг. – Быть может, было бы лучше отправить всю эту историю куда-нибудь на чердак?

– Вы правы. Навязчивая идея. Я все еще уверен, что Бастэйбл говорил правду.

– Но как же…

– Вы полагаете, мне следует отказаться от попыток опубликовать его рассказ.

Искорки беспокойства мелькнули в его глазах.

– Нет ни одного издателя в Лондоне, старина, который теперь взялся бы публиковать вашу рукопись.

Им приходится думать о репутации. Всякий, кто за нее возьмется, тут же превратится в мишень для шуток. Поэтому у вас такие большие трудности. Откажитесь – ради вас самих, ради Бастэйбла, ради всех остальных.

– Может быть, вы правы, – вздохнул я. – Но если бы я мог найти какое-нибудь доказательство, тогда бы вы, возможно, не стали бы смеяться больше надо мной.

– Но как вам найти такое доказательство, которое бы убедило всех?

– Я мог бы отыскать Бастэйбла в Китае и рассказать ему о затруднениях, которые возникли у меня из-за него. Если бы он только согласился отправиться со мной в Лондон, чтобы самому говорить с людьми! Я мог бы передать ему это дело, и пусть он сам беспокоится о рукописи. Что бы вы сказали на сей счет?

Он пожал плечами и сделал странное движение рукой.

– Это было бы куда лучше, чем вообще ничего.

– Но, по вашему мнению, предпочтительнее вообще обо всем позабыть. Вы думаете, нужно спалить бумаги и тем самым оставить всю эту затею раз и навсегда.

– Да, именно так я и считаю. Для вашей же пользы, для пользы Бастэйбла, ради всей вашей семьи. Вы тратите слишком много времени, не говоря уж о деньгах!

– Я знаю, вы искренне тревожитесь о моем благе, – сказал я ему, – но я дал Бастэйблу обещание (пусть даже капитан его никогда не слышал) и намерен сдержать слово, насколько это в моих силах. Несмотря на все, я очень рад, что вы поговорили со мной. Для такого поступка требовалось известное мужество, и я в состоянии оценить ваши добрые намерения. В любом случае мне необходимо подумать.

– Да, – горячо отозвался он, – подумайте еще раз, подумайте хорошенько. Нет никакого смысла продолжать сражение, раз оно проиграно, не так ли? Вы приняли все слишком близко к сердцу, Муркок. Я даже опасался, что вы вышвырнете меня вон. И были бы вовсе не так уж не правы.

И снова я рассмеялся:

– Но я же не настолько рехнулся, как видите. Я вовсе не утратил своего здорового человеческого рассудка. Однако, без сомнения, всякий, у кого имеется этот здоровый человеческий рассудок, сочтет меня безумным, как только выслушает. Обладаю ли я в достаточной степени здоровым человеческим рассудком для того, чтобы преодолеть свою навязчивую идею, – это уже другой вопрос.

Он встал:

– Давайте не будем больше об этом говорить. Могу ли я пригласить вас на глоточек спиртного?

В тот момент было очень важно принять его приглашение, чтобы он не подумал, что я все же оскорблен.

– Я с удовольствием выпью с вами, – ответил я. – Надеюсь, другие члены клуба не перепугаются, что я наброшусь на них с мясницким ножом, одержимый амоком!

Когда мы покинули библиотеку, он положил ладонь мне на плечо; в его голосе звучало облегчение.

– Я почти верю. Хотя одну или две недели назад заходила речь даже о том, чтобы сифон держать от вас на цепочке.

* * *

После этого я еще раз возвращался в клуб, и было совершенно очевидно, что атмосфера значительно улучшилась. Именно там и тогда я решил отказаться от прямых попыток опубликовать историю Бастэйбла и принялся разрабатывать конкретный план своего путешествия в Китай.

* * *

Солнечным осенним днем я стоял в бюро «Пиренейско-Азиатской пароходной компании» и заказывал место на ближайший рейс «Матушки Ганга». Этот пароход, как я имел случай заметить, не был гордостью компании, однако именно он первым отправлялся на Вэйхай – город, расположенный на побережье той части Шаньдуна, которая с 1898 года находилась под британским правлением. Единственно разумным шагом я счел начать мое путешествие в относительно дружественной области, где я мог бы получить подробный совет и, прежде чем углубляться в дебри страны, обзавестись помощниками.

На «Матушке Ганга» у меня было много времени для размышлений. Она была очень старым кораблем и за свою долгую жизнь пришла к выводу, что нет на свете ничего настолько неотложного, чтобы спешить и суетиться. Она делала остановки в каждой встречной-поперечной гавани – выгрузить часть фрахта, взять на борт что-нибудь новенькое, поскольку не являлась пассажирским кораблем в полном смысле слова. Это был сухогруз, который иногда брал на борт пассажиров. В высшей степени объяснимо, почему она стремилась избавиться от части своего груза (с моей точки зрения, абсолютно бесполезного), однако с большим трудом я брал в толк, почему в этих маленьких безрадостных портах местные торговцы были готовы обменивать на это барахло вполне ценные вещи.

Я подготовился к тому, что путешествие предстоит долгое, и большую часть времени занимался тем, что работал над своим планом и проглядывал стенографическую запись – не обнаружу ли там чего-нибудь такого, что могло бы дать ключ к загадке теперешнего местонахождения Бастэйбла. Нашел я весьма мало. С корабля я сошел на берег в отличной форме (благодаря привычке делать гимнастику каждый день); я отдохнул и с готовностью ждал предстоящих мне невзгод.

К лишениям я себя подготовил; однако чего я совершенно не ожидал, так это встретить в сравнительно малозначительной части Китая такую красоту и разнообразие. Прелесть этой земли успела очаровать меня, едва я вышел на палубу, чтобы проследить за тем, как выгружают мой чемодан. От увиденного захватывало дух.

Бледно-голубое небо висело над городом, где преобладали красные, золотые и белые цвета, – причудливое чередование старинных китайских пагод и современных европейских построек. Но даже новомодные здания в сказочном освещении приобретали какое-то удивительное очарование, поскольку были сооружены из местных пород камня, в котором поблескивали частицы кварца. Над гаванью, где многие торговые общества имели дочерние предприятия и склады, господствовали европейские строения; мачты с флагами двадцати различных западных государств поднимались по холму вверх, к раскинувшемуся там городу; наименования торговых фирм, написанные на их родных языках, часто повторялись тут же китайскими иероглифами; все это светилось черным, серебряным, багряным.