Судьба: Дитя Неба - Элизабет Хэйдон Страница 29

— Очень хорошо, Арик. Я выну свой меч… не бойся, совсем чуть-чуть, — поспешно добавила она, увидев, что в голубых глазах появился страх. — Мне нужно только до него дотронуться. Обещаю тебе, свет будет не ярче, чем от костра. Договорились?

Малыш, зачарованный сиянием ее зеленых глаз, снова кивнул. Рапсодия взялась за рукоять Звездного Горна и медленно вытащила его из ножен, усилием воли заставив успокоиться себя и меч.

Крошечные языки пламени, послушные ее приказу, мирно обнимали клинок, и Рапсодия вновь ощутила связь со своим мечом посредством стихии огня, живущей в ее душе. Песня стихии наполнила ее, и посторонние мысли растаяли, как дым.

Она снова взглянула на Арика, пытаясь представить себе его трагический приход в этот мир лет восемь или девять назад: в тот момент, когда он появился на свет, истерзанная душа его матери устремилась прочь от страданий к свету. При мысли о женщине, корчащейся от невыносимой боли, которая жгла ее с того самого момента, когда над ней было совершено насилие, и ни разу не покинула за четырнадцать месяцев беременности — именно столько женщины лиринглас вынашивают своих детей, — по щекам Рапсодии покатились слезы.

Неожиданно у нее задрожали руки, и она услышала резкий, постоянно меняющийся голос Мэнвин:

«Я вижу противоестественного ребенка, рожденного в результате противоестественного акта. Рапсодия, тебе следует опасаться рождения ребенка: мать умрет, но ребенок будет жить».

«Что имела в виду прорицательница? — рассеянно подумала Рапсодия. — Этого ребенка? Или лиринского малыша, который еще должен родиться? А может быть, предсказание Мэнвин имеет непосредственное отношение ко мне самой?»

«Сосредоточься на мальчике, сидящем перед тобой», — приказала себе Певица и тряхнула головой, прогоняя прочь посторонние мысли. Где-то в самой глубине ее существа звучал голос, которого раньше она никогда не слышала. Возможно, это был голос меча. Много месяцев назад Элендра рассказывала, что, когда Звездный Горн принадлежал ей, у него был голос, но он смолк, как только меч разлучили с Серенной, путеводной звездой мира, который они были вынуждены покинуть. Впрочем, с такой же вероятностью она могла слышать увещевания своего собственного здравого смысла.

Рапсодия снова улыбнулась Арику:

— Давай еще разок? Попробуешь спеть для меня другое слово?

— Да, — ответил мальчик едва слышно.

— Хорошо. Спой вот такие слова: аи пиппин. «Мое дитя».

Дрожащим голосом Арик послушно пропел: «Аи пиппин» .

Элендра и Рапсодия принялись разглядывать его ногу. По краям раны, там, где кожа сильно покраснела, воспаление исчезло прямо у них на глазах, наполненная гноем сердцевина раны очистилась, и темно-красный цвет сменился розовым.

— Вы только посмотрите, — изумленно пробормотала Элендра.

— Я сразу поняла, что он особенный, — ласково проговорила Рапсодия. — Вот вам доказательство того, что даже в самые черные минуты следует ждать хорошего.

Элендра погладила малыша по голове и резко встала.

— А что у нас тут? — спросила она, взглянув на дерево, к которому Акмед привязал Винкейна.

— Две шлюхи и самый уродливый ублюдок в мире, — насмешливо ответил мальчишка.

Элендра нарочито медленно обошла костер, присела напротив Винкейна и посмотрела ему в глаза. Мышцы у нее на спине угрожающе перекатывались. Она внимательно изучала его лицо, и даже Рапсодия увидела, как тот съежился под ее взглядом. Рапсодия тихонько фыркнула: она и сама не раз становилась жертвой ледяных серых глаз, видевших гораздо больше смертей и разрушений, чем можно себе представить. Она оставалась абсолютно спокойной, но ее взгляд проникал в самую душу и завораживал, не давая сдвинуться с места.

— Прошу прощения, — ровным голосом проговорила Элендра. — Боюсь, я тебя не расслышала. Что ты сказал?

Мальчишка вжался в ствол дерева с явным желанием исчезнуть, его наглость куда-то мгновенно испарилась, уступив место страху.

— Имя? — сурово спросила Элендра.

— Винкейн, — ответил тот дрогнувшим голосом.

— Я очень рада знакомству, Винкейн. Уверена, что у нас с тобой не возникнет никаких проблем. Надеюсь, во время нашего путешествия ты будешь вести себя прилично и мне не придется тебя наказывать, верно?

— Конечно, — поспешно ответил грубиян.

— Так я и думала.

Элендра вернулась к костру, где Рапсодия закутывала в одеяло Арика, и кивком показала на Акмеда, который подошел к ним, предварительно проверив веревки Винкейна.

— Итак, вы отправляетесь за остальными?

— Да, — ответила Рапсодия.

— Мы заберем столько, сколько успеем, — вмешался Акмед, заговоривший на древнем лиринском языке, предварительно бросив демонстративный взгляд на пленника. — Мы надеялись захватить гладиатора во время зимнего фестиваля или сразу после него, но опоздали.

Элендра кивнула.

— И куда же вы направитесь?

Рапсодия посмотрела на детей. Арик крепко спал, Винкейн, казалось, дремлет, но он вполне мог притворяться.

— В Хинтервольд, — ответила она. — Ронвин сказала, что там находится двое детей и еще один в Зафиеле. Остальные в Роланде и Неприсоединившихся государствах, ближе к тебе. Мы сможем собрать всех, кроме самого старшего, до того как родится последний ребенок. После этого решим, как захватить гладиатора.

Акмед сердито фыркнул. Он плохо говорил на древнелиринском, но знал, что Рапсодия произнесет эти слова.

— Может так получиться, что мы не сумеем собрать всех. Зима вступает в свои права. Еще парочка осложнений вроде наших приключений в Яриме, и нам придется предоставить одного или даже нескольких детей их судьбе.

— Нет, — твердо заявила Рапсодия. — Мы соберем всех. Мы должны. Кто-то должен. Они всего лишь дети.

— Они не дети, они уроды, — перебила ее Элендра. Акмед и Рапсодия удивленно посмотрели на воительницу, а она продолжила: — Я не могу поверить, будто ты сама этого не видишь. Посмотри на них: кто-то милый и робкий, кто-то грубит и огрызается, но все они наполовину демоны, разве ты не понимаешь?

— Спасибо вам. — Акмед улыбнулся, а затем повернулся к Рапсодии: — Возможно, теперь, когда эти слова произнес не я, ты все-таки к ним прислушаешься?

— Я потрясена, — через несколько мгновений пробормотала Рапсодия. — Я не ожидала услышать такое от тебя, Элендра. От Акмеда — сколько угодно… но от тебя… Как ты можешь обвинять их в том, что они являются порождением демона? Это всего лишь дети. Ты ведь не станешь отворачиваться от ребенка, чей отец вор или убийца. Посмотри на Арика. Он же лиринглас.

— Его мать была из лирингласов, — совершенно серьезно проговорила Элендра. — А он — урод, в жилах которого течет кровь лирингласов. Это не то же самое. Он порождение демона, ф’дора. Очевидно, ты не можешь понять самого главного. В прежние времена ф’доров было значительно больше, существовали даже специальные манускрипты, куда заносились имена самых могущественных из них, а также подробно описывались их возможности. Если кого-то из ф’доров, находившихся в телесной оболочке, убивал дракианин, их становилось на одного меньше и мир мог чувствовать себя спокойнее. Но один очень хитрый ф’дор нашел способ воспроизводить свою кровь, не проливая ее и, следовательно, не уменьшая ее силы. При помощи Ракшаса ф’дор укрепил свою демоническую линию, и теперь мы можем столкнуться с очень серьезной проблемой, причем в самом скором будущем. Я знаю, когда ты смотришь на этих детей, ты и видишь лишь детей. Ты должна научиться заглядывать глубже, уметь замечать то, что прячется под поверхностью даже в самом милом и симпатичном из них. Иначе тебя могут захватить врасплох.