Внук сотника - Евгений Красницкий Страница 29

– А что ж делать-то?

– Михайла, отпустишь пса не отсюда, а уйдешь подальше в сторону села. Там его и встретишь, если поймешь, что грамотку твою никто не читал… Если поймешь, что грамотку никто не читал, назад не возвращайся. Возьми харчей побольше, топор, нож, ну и прочее, что для жизни надо, и поживешь в лесу месячишко. Ежели после этого не заболеешь…

– Батюшка, да что ж ты делаешь? – заголосила мать. – Не пущу сына на смерть!

– Молчать, баба! Нашим мужам на смерть ходить – не привыкать! И вовсе не обязательно он помрет!

– Дите ведь еще, ты подумай: один в лесу помирать будет, даже воды подать некому… не пущу!!!

– Лавруха, Андрей, заприте ее и не выпускать! Что уставились? Думаете, мне легко? Делайте, что сказано!

Лавр даже не пошевелился. Немой спокойно, с невозмутимым, как всегда, видом поднялся с лавки и, обхватив Анну-старшую поперек туловища, потащил к избушке, первоначально поставленной на пасеке.

– Мишаня! Сынок! Не ходи, не слушай старого, он любого сгубит!

– Не трогай мать, урод! – Мишка догнал Немого и вцепился ему в руку. – Опусти, отпусти, я сказал!

Немой вроде бы даже и не сильно двинул рукой – отмахнулся, как от мухи, но Мишку словно сбило автомобилем, он отлетел в сторону и покатился по земле.

– Ну, козел, молись! Сам научил!

Рукоятка кинжала привычно легла в руку. В том, что он не промахнется, Мишка был совершенно уверен. В том, что убьет, – тоже. И ни малейших колебаний или сомнений… Рука Лавра прервала замах смертельного броска в самый последний момент, Мишка снова полетел на землю, а когда смог подняться, тела Немого и Лавра уже сплелись в схватке.

– Прекратить! Я кому сказал? Лавруха! Прекратить немедля!

Дед шкандыбал на деревяшке, уже занося для удара неизвестно где подобранный дрын. Занести-то занес, но так и остановился с поднятой рукой: дорогу к дерущимся загородили Мишка и Чиф. У обоих, обнажая зубы, одинаково приподнята верхняя губа, а у внука в руке еще и поблескивает отточенная сталь.

– Мишаня-а-а!!!

Крик матери раздался почти одновременно с придушенным хрипом Чифа, и тут же правую руку резануло болью – дед фехтовать не разучился, а то, что в руке у него была палка, а не меч, – дело десятое. Следующий выпад – тычком в солнечное сплетение – заставил Мишку скорчиться на земле.

Когда он сумел продышаться и поднять голову, открывшаяся картина красочно иллюстрировала полный и безоговорочный провал бунта против главы семьи. Лавр лежал на земле лицом вниз и, видимо, пребывал в глубоком нокауте. Немой, с окровавленным лицом и в разодранной рубахе, подпирал колом дверь в избушке, из-за которой доносились истерические крики матери. В нескольких шагах от Мишки пластом лежал Чиф, а на крыльце нового дома Машка и Анна-младшая суетились возле лежащей тетки Татьяны. Та, видимо, выбралась из дома на крики и упала, потеряв сознание. Рядом в два горла ревели перепуганные Сенька и Елька.

Долго разглядывать «пейзаж после битвы» Мишке, впрочем, не пришлось. Созерцание прервал крепкий удар палки и голос деда:

– Ты на кого оскалился, щенок?

Новый удар. Третьего Мишка дожидаться не стал – откатился в сторону, палка ударила в землю.

«Щенок, говоришь? Ну я тебе сейчас покажу цирк на паровой тяге! Щенков ты путных не видел, отставной майор!»

Мишка еше раз перекатился, но уже не куда попало, а осмысленно – в сторону валявшегося на земле кинжала, потом приподнялся на корточки и прыгнул к оружию. Пальцы уже почти коснулись рукояти, когда Немой, не мудрствуя особо, просто наступил ногой на уже пострадавшую от дедовой палки руку. Мишка взвыл от боли, а Немой, ухватив его за шиворот (действительно, как щенка), потащил к деду.

Дед почему-то не стал их дожидаться, а, отвернувшись, похромал к крыльцу. Впрочем, намерения его тут же и разъяснились.

– Анька! Плеть из сеней принеси!

«Пороть будет, старый хрен! От Немого не вырвешься, по яйцам ему ногой дать, что ли?»

Мишка попробовал осуществить задуманное, но Немой даже не стал ничего особенного предпринимать, просто встряхнул его так, что лязгнули зубы. Анька, стерва, уже протягивала деду плеть.

– Ну, кобелек, первые зубки прорезались? Андрюха, поставь его на ноги, посмотрим, какой породы у нас песик подрос.

Дед взмахнул плетью… Мишка сосредоточил все силы на том, чтобы не унизиться закрываясь руками или пытаясь уклониться от удара. Плечо и спину ожгло болью, совсем неподвижным остаться не удалось – вздрогнул, моргнул, но руки удержал и стоять остался прямо. Дед кинул плеть Мишке под ноги:

– Подними и подай!

– Не буду!

– Ну как хочешь, внучек. Андрюха, подай!

«Больно, блин! Но голос вроде бы не дрогнул. Надо разозлиться, тогда выдержу. Если пнуть деда по здоровой ноге и сразу же толкнуть, даже моего веса хватит, потом… Немой ничего не даст сделать… Ох! Едрит твою!»

Плеть свистнула еще раз, потом опять упала под ноги.

– Подними и подай!

– Не буду!

– Андрюха, подай!

Еще удар.

– Подними и подай!

– Не буду!

– Крепкого паренька вырастили… Андрюха, подай!

«Запорет же, старый дурень! В обморок, что ли, брякнуться? Тем более что и в самом деле что-то мне как-то…»

– Подними и подай!

– Не бу…

– Все, спекся! – раздался над головой голос деда, звучащий, словно сквозь вату. – Но смотри: ни слезинки и стоял твердо – наша кровь! Неси его в дом. Что? Нет, не выпускать, пусть запертая сидит: из-за нее весь сыр-бор начался, сейчас опять раскудахтается. Анька, там на полке – гусиный жир с травами, помажешь ему спину. И Татьяну, Татьяну приберите, чего вылезла? Андрюха, ты пса не убил, случаем? Нет? Только оглушил? Правильно, молодец. Привяжи его, пока в себя не пришел, еще кидаться начнет. Машка! Ты где? Ага, здесь. Принеси ведро воды, вылей дядьке Лавру на голову, а то что-то долго не встает. Ты ему ничего не сломал, Андрюха? Не знаешь? И то верно, сгоряча и не поймешь… Сам-то рожу умой, как он тебя! Есть силушка, да характер жидковат, не то что Фролушка, покойник, был. Михайла-то в отца пошел – характерный… Ты как думаешь, Андрюха, нож оставлять ему или забрать? Он ведь тебя запросто убить мог, Лавруха помешал… Оставить? А не боишься? Ну и что, что отрок, ты его сам ножи метать выучил, что, плохо учил? Хорошо учил и не боишься? Ну смотри… Эх, добры молодцы! Устроили веселуху – скоморохи такого не покажут!

* * *

Пришел в себя Мишка только утром следующего дня.

«Однако, это что ж я, всю ночь в отрубе был? Вряд ли, скорее всего, обморок перешел в сон, такое, я слышал, бывает. Блин, но напихали мне вчера от души… Спину жжет, но не очень сильно, голова… с головой тоже непорядок. Пару раз я вчера в нокдауне побывал. Сначала Немой двинул, потом – Лавр. А может, и не нокдаун, а нокаут? Что-то смутно некоторые вещи помню, а некоторые вообще… Когда Немой Лавра вырубил? Где дед палку взял? Откуда Чиф появился? Нет, не помню, значит, отключался. Неудивительно, что голова болит. Потом же еще дед несколько раз палкой огрел, но вроде бы не по голове… И еще плетью четыре раза… или пять? Все равно для пацана – достаточно. До чего же пить хочется. И нет никого, придется вставать».