Бобби Пендрагон. Связной между мирами - Д. Дж. Макхейл Страница 28

Солнца только-только выползли из-за горизонта и предвещали ясный день. Перво-наперво мне хотелось найти речку и искупаться. Не то чтобы я был чистюлей, но звериные шкуры отнюдь не благоухали весенней свежестью. Слегка поплескаться в водичке — это удачное начало дня. Поэтому я бодрым шагом отправился через деревню на поиски реки.

Деревня просыпалась. Над крышами вился серый дымок. Женщины тащили вязанки хвороста. Неподалеку в полях уже работали земледельцы. Издалека я заметил группу людей, устало двигавшихся к деревне. Я решил, что это шахтеры. Они все с ног до головы были перепачканы грязью, как те, которых я видел вчера, на Церемонии Передачи. Неужели они работали всю ночь? Навстречу им шла еще одна команда. Дневная смена сменяла ночную. Выглядели эти процессии уныло.

Меня поразило, что никто не разговаривает, даже глаз друг на друга не поднимает. Люди просто шли по своим делам, выполняли свою работу, которую, видимо, делали каждый день. Хотя чему тут удивляться? После того, что я видел вчера, мне стало понятно, что эти люди — заключенные. Армия Каган похитила все, что у них было, включая их души. Это было безрадостное место. Надежда не гостила тут. Люди, наверное, боялись заводить друзей, потому что не знали, кто будет следующей жертвой Каган. Так что жить в своем собственном, замкнутом мирке казалось им проще.

Странно, но, стоя тут, посреди деревни, и глядя на уныло бредущих людей, сломленных жизнью, я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. А ведь я не плакса. Одно дело, когда смотришь фильм, и там умирает собака. Но здесь было другое. Здесь все было слишком реально. Я чувствовал, как тоска буквально сжимает мое сердце. Но как бы плохо ни было, нужно только потерпеть, и все переменится. Грусть-тоска пройдет, и жизнь пойдет своим чередом. По крайней мере, у меня точно все так и будет. Мне есть к чему стремиться, я надеюсь попасть домой. А чем жить этим несчастным? Им-то бежать некуда, и их будущее столь же безрадостно, как настоящее. Многие из них так и проживут всю жизнь в страхе, задавив в себе личность. От этой безнадежности хотелось плакать. В эти минуты я переживал их боль, как свою собственную.

Но знаешь что? Эта печальная сцена лишь укрепила мое желание убраться отсюда. Ну да, я сочувствовал им, но их беды — это не мои проблемы. Слишком давно длится это противостояние, и я не в силах что-либо изменить. Мне сейчас следовало позаботиться о себе, так что я вытер слезы, поднял голову и продолжил путь к реке. Только я сделал пару шагов, как кто-то похлопал меня по плечу.

— Хочешь крабельного нектара? — Это был Фиджис, странный старикан, который вчера пытался продать мне свитер. На плече у него болталась сумка-бурдюк, в которой плескалась какая-то жидкость. — Очень нежный. Очень вкусный. Дефицит. И всего четыре квиля.

Видимо, квили — это местные деньги.

— Спасибо, не надо, — сказал я и зашагал прочь.

Но Фиджис заплясал вокруг, не давая пройти. В руках он держал грубо сделанную банку, оплетенную соломой.

— Двадцать квилей! — выкрикнул он и поднял банку повыше, чтобы я ее как следует рассмотрел.

Даже если бы я и захотел что-нибудь купить, все равно у меня не было ни одного квиля, так что болтать с этим дельцом — просто тратить время попусту. Я хотел пройти мимо, но он опять преградил мне дорогу.

— Только для тебя, поскольку ты новенький! Десять квилей!

Заманчивое предложение. Я покачал головой.

Он прекрасно видел, что я не собираюсь ничего покупать, но ему так хотелось что-нибудь продать мне, что он сорвал с пальца одно из десяти колец, украшавших его руку.

— Два квиля! — он протянул мне кольцо.

— Простите, но у меня вообще нет квилей, — заявил я.

Я предполагал, что Фиджиса интересуют только деньги, так что по логике он должен был сейчас от меня отстать. Но все оказалось не так-то просто. Он схватил меня за руку и так быстро потащил за собой, что у меня не было ни единого шанса остановить его. Оттащив меня в сторону, он принялся нашептывать мне на ухо странные вещи с таким видом, будто сообщал ценную информацию.

— Так тебе поможет. Так — это решение проблемы. Только Так! Реллин это знает. — Я чувствовал его горячее дыхание на своей шее. Несло от него, как от козла. Меня замутило. — Вспомнишь о Таке — вспомни и обо мне. — Он быстро пошел прочь и скоро затерялся среди деревенских жителей.

Все это было очень странно. Что такое «Так»? Он говорил об этом с такой страстью, что я невольно подумал, будто это нечто особенное. Он будто соблазнял меня. Может, это что-то запрещенное законом, и Фиджису приходилось быть чрезвычайно осторожным, продавая его.

А еще меня удивляло, что я понимал его речь. Еще вчера его слова не имели для меня смысла, а сегодня я понимал его, будто он говорил на чистейшем английском. Но судя по тому, что рассказывала Оза, по-английски Фиджис не говорил. Это я только слышал английскую речь, а говорил он на языке Дендурона. Однако были слова, которых я все же не понимал, — «квиль», «так», «крабельный». Видимо, эти слова употреблялись только на этой планете, и на английский не переводились. Ну ладно. Что бы ни пытался продать мне Фиджис, у меня все равно не было намерения что-либо покупать, так что я продолжил прогулку к реке.

Дорожка вывела меня из деревни в направлении, противоположном океану. Так как в эту сторону я еще не ходил, то подумал, что река должна быть именно там. На сотню метров углубившись в лес, я услышал журчание воды. Еще несколько шагов — и я вышел к реке. Она была неширокая — метров двадцать-тридцать. Я присел и опустил в воду руки. Ого! Такое впечатление, что я сунул их в ведро со льдом. Река брала свое начало в снежных вершинах гор, поэтому была такой холодной. Я отвратительно вонял звериными шкурами и, кроме того, насквозь пропитался дымом костра, поэтому, тепло ли, холодно, уже не имело значения — я собирался искупаться. Зажмурившись, я зачерпнул воду в ладони и плеснул ее себе на лицо. Ух! Словно тысячи иголок вонзились в кожу, но до чего ж приятно! Потом я прополоскал рот. Эх, хотелось бы нормально почистить зубы щеткой, но чего привередничать? Сойдет и вода.

Тут я услышал, как хрустнула ветка. Здесь кто-то был, и этот кто-то всего в нескольких метрах от меня негромко напевал песню. При обычных обстоятельствах я бы встал и ушел, но сейчас что-то заставило меня остаться и посмотреть, кто это. Помнишь, как я писал о жителях деревни? О том, что веселье никогда не приходило в их дома, и что они были заняты лишь тяжким трудом, позволявшим выжить? Мне было любопытно, кто же это напевает, сидя на берегу реки. Если местные способны после того, что пережили, и зная, что им предстоит вынести, петь песни, значит, в душах этих несчастных еще живы надежда и вера в светлое будущее.

Я помню, как в детстве ходил с отцом на экскурсию в лес, уничтоженный пожаром. В нем ничего не осталось, кроме черных, обуглившихся головешек, которые когда-то были великолепными деревьями. Мне было очень грустно до тех пор, пока я не увидел, как из-под обгоревшего бревна пробивается маленький зеленый росток. Назло всем бедам он изо всех сил тянул листочки к солнцу, и я понял, что когда-нибудь на этом месте обязательно вырастет новый лес. Так вот, эта песня — тоже маленькая надежда на то, что мир изменится к лучшему. Мне очень хотелось узнать, кто же пел, поэтому я тихонечко пошел сквозь кусты на голос. Но поющий человек был не из племени Милаго.