Дочь полуночи - Карен Ченс Страница 28

Две твари, грызущие останки пантеры, выглядели так, как будто кто-то швырнул дислокатор в гигантскую крысу и мусорный бак. Все части тела казались какими-то нефункциональными и находились совершенно не на тех местах, на каких должны были быть. Одна крыса прижимала к себе нечто похожее на человеческую ногу. Сначала я даже подумала, что тварь приберегает конечность на сладкое, и отвернулась, когда поняла, что нога растет из покрытого шерстью бедра и слега шевелится, как будто пытаясь нащупать под собой пол, залитый кровью.

После пяти столетий, наполненных ужасами, мало что могло произвести на меня впечатление. Омерзение я по-прежнему испытывала, но должна признаться, что смятение вообще не значилось в числе переживаний, свойственных мне. В последний раз я испытывала его во время Первой мировой, когда охота забросила меня во французские окопы вскоре после битвы на реке Сомме. Гора мертвецов, искореженных и залитых кровью настолько, что было невозможно определить, к какой армии они принадлежали при жизни, обрушилась на меня, пока я играла в прятки с вампиром, выкопавшимся из могилы.

Выбираться из-под тех трупов было сомнительным удовольствием. Мне до сих пор снилось, как я поскальзывалась на пропитанной кровью земле, гниющие трупы напирали со всех сторон, чья-то грязная берцовая кость втыкалась мне под ребра, а крысы размером с кроликов радовались тому пиршеству, которое по своей непроходимой глупости устроил им человек.

Несколько солдат в общей куче были все еще живы, хотя по причине недавней газовой атаки старательно выкашливали легкие ошметками розовой пены. Я добила нескольких из жалости и как можно быстрее убралась оттуда, бросив поиски живого мертвеца. Первый раз я бежала с задания, так что гордиться было нечем. Тогда я сочла, будто мне удалось познать самую уродливую сторону человеческой натуры, но ошиблась.

Наверное, это была интуитивная догадка, но я поняла, что создатель жутких зверей породил их вовсе не случайно. Я наблюдала за существом с головой волка и телом гигантской ящерицы, которое ползло к нам с Раду, капая на пол слюной из огромной зубастой пасти, и ощущала отвращение и жалость. Однако оба чувства через секунду смела штормовая волна чистейшей ярости.

— Это твое новое хобби, Раду? — Теперь мне стало понятно, почему он не хотел никаких свидетелей! — А я-то совсем недавно уверяла, будто всего один мой дядя безумен лишь наполовину. Видимо, теперь мне придется опровергать это утверждение.

— Прошу тебя, Дорина, это не то, что ты подумала...

— Меня зовут Дори!

Я осознала, что той силы, с какой я вцепилась в Раду, хватило бы, чтобы сломать ему несколько ребер, будь он человеком, и оттолкнула вампира. Он свалился рядом с останками мертвой кошки. Крысоподобные твари сразу оскалились на него. Раду сделал несколько шагов в мою сторону, но сейчас же остановился, словно не мог решить, какая же из двух опасностей страшнее.

«Если мои подозрения на его счет окажутся справедливы, значит, страшнее я».

— Ладно, тогда объясни, что именно мне следует думать. Ты ведь даже не представляешь, какие мысли проносятся сейчас у меня в голове.

— А тебя здесь вообще не должно было быть! — взвыл Раду, едва ли не рыдая. — Ты не должна была это видеть!

— Верю.

Вонь от клеток и падали, пожираемой крысиным дуэтом, начала меня доставать. Если мне и доводилось вдыхать гораздо худшие запахи, то это не значило, что я получала от них удовольствие.

— Пошли отсюда. Ты все объяснишь, пока я буду добывать себе новую куртку.

Квартира Мирчи в МОППМ, как и ее владелец, была элегантной, богатой и отчего-то внушающей опасения. Конечно, последнее могло проявляться исключительно из-за размеров апартаментов. Здесь имелись приемная с величественным фойе перед ней, уютная столовая, библиотека, ванная комната размером с мою контору, две большие спальни, в одной из которых временно обосновался Раду, и еще пять маленьких. Я решила, что это на тот случай, если кому-то из гостей вздумается привезти с собой толпу прислуги.

До сих пор единственным таким гостем был противный престарелый англичанин, вампир разумеется, которого Мирча давным-давно пожаловал брату. Подозреваю, что он сделал это не из щедрости, а из-за вечного брюзжания того старикашки. Дворецкий Джеффри нахмурился при виде меня, но вынужден был впустить, поскольку я пришла с Раду.

Мы с дядюшкой устроились в комнате хозяина. Ореховые панели тянулись по всем стенам за исключением одной, занятой встроенным книжным шкафом, в котором была выставлена впечатляющая коллекция самых что ни на есть настоящих первоизданий. Пол покрывал кашанский ковер насыщенных золотистых, коричневых и кремовых тонов. Кровать невероятного размера была поднята высоко над полом, массивные деревянные колонки по углам снабжены креплениями для балдахина, увенчивающего ложе. Он был сработан из бархата коньячного оттенка, с лентами темно-коричневого атласа, которые прекрасно гармонировали с идеально мягким стеганым покрывалом.

«Как же приятно сознавать, что папочка ни в чем себе не отказывает!»

Раду присел на кровать и внимательно наблюдал за мной, пока я шарила в гигантском старинном гардеробе Мирчи. Его украшала традиционная румынская резьба. На каждой дверце цвело дерево жизни, вокруг него вилась веревка. Цветы и волчьи зубы образовали сложный узор, призванный оградить от злых духов. Я решила, что это весьма оптимистично, особенно если учесть, где именно стоял гардероб.

Кстати сказать, меня нисколько не удивил подобный выбор. Мирча обожал румынские народные промыслы, в особенности деревянные поделки. За долгие годы у него скопилась изрядная коллекция. Его главное поместье, расположенное в малонаселенной части штата Вашингтон, битком набито образчиками подобного искусства. Там есть бесценные двери из Марамуреша, ремесленной области в самом сердце древней страны, и дешевые, но симпатичные ложки ручной работы, которые случайно попались ему на глаза. Во всяком случае, так было у него в доме, когда я в конце восьмидесятых заезжала туда по случаю семейного торжества.

Я никогда не могла понять своего папашу. У меня лично все пожитки, за исключением коллекции оружия, запросто поместятся в маленькую машину. Мне нравится жить так, быть легкой на подъем, запросто пускать корни и сниматься с места, быть способной в любой момент, как только придет охота, покинуть кого-то или что-то, выехать на рассвете и...

— Нет, мне кажется, ехать лучше на закате. — Я не сознавала, что рассуждала вслух, до того момента, пока Раду не вставил свое замечание.

— Лучше все-таки на восходе. Тогда у тебя впереди целый день, чтобы оторваться от любых детей ночи, идущих по твоему следу.

Я изучила целый лес пальто из мягко драпирующихся дорогих тканей, высматривая что-нибудь попрочнее.

— Вот это подойдет. — Я вытащила из дебрей шкафа кожаное пальто, похожее на накидку, и набросила на плечи.

Оно было пошито из мягкой, как масло, светло-коричневой кожи, с роскошной шоколадной подкладкой, кажется, из настоящего шелка. Пальто, разумеется, оказалось мне велико, но это лишь означало, что я смогу спрятать под его полами побольше всяких нужных штучек.