Иная - Сьюзан Хаббард Страница 28

Бартон, как я поняла, подозревал, что мы с отцом каким-то образом замешаны в смерти Кэтлин. Не то чтоб у него имелись какие-то конкретные доказательства — просто ему не нравился «расклад» (слово, которое я никогда прежде не употребляла даже в мыслях). Он проверил наше прошлое: я поняла это, так как он постоянно мысленно возвращался к нему, особенно когда смотрел на отца. («Кембридж, значит? И внезапно свалил оттуда. Это было шестнадцать лет назад. Сколько этому парню лет? Он выглядит не больше чем на тридцать. Небось, ботокс юзает, пижон. Сложен, как марафонец. Но где загар?»)

— А где же миссис Монтеро? — спросил Бартон моего отца.

— Мы разъехались, — ответил отец. — Я не видел ее уже много лет.

Бартон подумал: «Проверить соглашение о разъезде».

Все эти мысли я улавливала, но время от времени теряла контакт. По-моему, помехи вызывались чем-то вроде ментальных статических разрядов.

Я перевела глаза на отца, чей взгляд был весьма красноречив: он знал, чем я занимаюсь, и хотел, чтобы я прекратила.

— О чем вы с Майклом говорили, когда он вез тебя домой в тот вечер? — врезался в мои мысли вопрос Бартона.

— Не помню, — ответила я.

Это была моя первая ложь ему, и, похоже, он это понял.

— Майкл сказал, что дела приняли, — его карие глаза, казалось, расслабились в это мгновение, — довольно жаркий оборот. — В следующий миг взгляд его слова стал настороженным.

— Это действительно необходимо? — вмешался отец.

Его бесстрастный тон каким-то образом излучал отвращение.

— Да, мистер Монтеро, — сказал Бартон. — Я уверен, что действительно необходимо установить, что Ариэлла делала в тот вечер.

Я хотела послушать, что он думает, но сдержалась. Вместо этого я склонила голову набок и пристально посмотрела на Бартона, не вчитываясь в его взгляд.

— Мы целовались, — сказала я.

Выпроводив Бартона, отец вернулся в гостиную. Не успел он сесть, как я спросила:

— Помнишь Мармеладку, соседскую кошку? Ты знаешь, кто убил ее?

— Нет.

Мы обменялись настороженными взглядами. Затем он покинул помещение, направившись в сторону подвала.

Я терялась в догадках. Солгал ли он Бартону? Если нет, то почему его не было в гостиной, когда я вернулась домой? Он ведь человек привычки, А если он все-таки солгал, то где находился в тот вечер?

И под всеми этими вопросами — один, настоящий: «Имеет ли папа отношение к гибели Кэтлин?» Так я это формулировала. Я не могла себя заставить подумать: «Не он ли ее убил?»

Да, Бартон пробыл у нас всего час, но атмосфера в доме изменилась. Он ввел в нее элемент, никогда не присутствовавший здесь прежде: подозрение. Когда я поднималась наверх, звук моих собственных шагов по ступеням, форма марокканских подушек на площадке, даже картины на стене — все казалось мне незнакомым и таинственным, почти зловещим.

Я включила ноутбук и поискала в Интернете Кэтлин. Ничего особо нового я не обнаружила, только в блогах кто-то писал, что ее убил один из участников, а несколько других возражали. Их диалог поразил меня такой глупостью, я даже читать не стала.

Повинуясь безотчетному порыву, я набрала «Сара Стефенсон». Результатом явились более трехсот сорока тысяч ссылок. Добавления слова «Саванна» к ее имени сузило их число до двадцати пяти тысяч. Я прокручивала страницу за страницей, но ни одна не совпадала — имя и фамилия упоминались по отдельности в разных контекстах.

Поиск по «Рафаэль Монтеро» обернулся ссылками на персонаж фильмов о Зорро. Еще «Монтеро» оказалось названием спортивного фургона на легковом шасси. Вот унижение-то!

Я сдалась, не хотела больше думать. У меня на секретере лежала книжка «В дороге», одолженная мне Майклом, и я решила провести вечер, читая в кровати.

Спустя час или около того я отложила книгу, ошеломленная манерой изложения. Керуак странно обращался со своими персонажами — ни одна из женских фигур не показалась мне живой, а большинство мужских образов выглядели безумно идеализированными — но описания были красивы, подробны и порой почти лиричны. От этой книги мне захотелось путешествовать, увидеть Америку, какой ее видел Керуак. Я чувствовала, что меня ждет бескрайний мир, и никакое копание в Интернете не научит меня тому, что даст опыт.

Когда я снова спустилась вниз, мои подозрения касательно отца рассеялись, и дом снова выглядел родным. Впервые за несколько недель я почувствовала, что голодна. Пошарила в кухне по буфетам и нашла банку с супом-пюре из спаржи. Поискала в холодильнике молоко, но последняя коробка была куплена миссис Макги сто лет назад и уже скисла, пришлось разводить суп водой.

Пока еда грелась, я сидела за столом, читала мамину кулинарную книгу и составляла список покупок. Первый в своей жизни. По магазинам всегда ходила миссис Макги.

Когда суп сварился, я налила его в миску и почему-то бухнула туда ложку меда из стоявшей в кладовке банки.

Когда я ела, вошел папа. Он взглянул на мою еду, потом на меня, и я поняла, о чем он думает: мама клала в суп мед.

В гостиной после ужина отец безо всяких напоминаний продолжил свой рассказ.

В год, когда ему исполнилось двадцать семь, его пригласили руководить постдиссертационными исследованиями в Кембридже. Его друга Малкольма тоже пригласили, и они вдвоем устроили так, чтобы Деннис сопровождал их в качестве лаборанта.

При мысли о расставании с мамой отец испытывал смешанные чувства, но после некоторых сомнений поначалу она заставила его поехать.

— Это поможет тебе выйти в люди, — твердила она ему.

И отец поехал. Подписав кое-какие бумаги и распаковав книги и одежду в новой квартире, он осознал, насколько ему одиноко. Малкольм с Деннисом снова уехали, на конференцию в Японию. Он мог бы поехать с ними, но хотел побыть один и подумать.

До начала осеннего триместра оставалась еще неделя, и он решил совершить краткую поездку по Англии. Проведя пару дней в Лондоне, он взял машину и направился в Корнуолл.

Отец хотел подыскать место, где они могли бы остановиться, когда мама сумеет вырваться к нему следующей весной. Сначала они поедут в Беркшир, чтобы она могла увидеть «кельтскую лошадь», вырезанную в склоне холма близ Аффингтона, о которой всегда говорила, затем они поехали бы дальше, в Корнуолл. Он нашел гостиницу с завтраком в конце извилистой дороги, приведшей его в рыбачью деревушку Полперро, и провел три дня в комнате на верхнем этаже, читая и слушая крики чаек, вьющихся над бухтой внизу.

Каждый день он ходил гулять по горным тропам. Большую часть предыдущих пяти лет он провел в классах и лабораториях, его тело жаждало физических нагрузок, они также поднимали его дух. Как сильно ни скучал он по маме, но начал думать, что с разлукой можно справиться.

По пути обратно в Кембридж он остановился в Гластонбери, небольшом городке на Сомерсетских равнинах под сенью священного холма. Сара описывала его как центр «альтернативной мысли», место, которое он должен посетить.