Башни заката - Лиланд Экстон Модезитт Страница 28

Бросив взгляд направо, Креслин видит лишь камни, перемежаемые островками скопившегося в лощинах застарелого льда. Рассветные Отроги ниже Закатных, но кустов и деревьев на здешних склонах гораздо меньше, а почва (там, где есть почва, а не голый камень) заметно суше. Как будто весь снег выпадает на Крышу Мира, так и не достигая равнин Галлоса.

Над узкой тропой разносится пронзительный крик, сопровождаемый хлопаньем крыльев: черный стервятник улетает по направлению к Джеллико. Черный, однако Креслину не требуется напрягать чувства, чтобы уловить присутствие белой порчи. Ну что ж, возможно, это падальщик и соглядатай. Однако птицы летают и над равниной, а здесь, в горах, на худой конец нет гнуса. И прохладно.

Правда, прохладно только на взгляд Креслина. Его парка распахнута, а вот трясущийся на козлах повозки Деррилд кутается в тяжелый тулуп. Да и Хайлин не думает расстегивать подбитую мехом куртку.

Разбойничий вороной, более резвый, чем костлявый мерин, норовит вырваться вперед, и Креслицу приходится сдерживать его, поглаживая по холке.

На резком повороте колеса скрежещут на неровных камнях. Двухколесная повозка Деррилда худо-бедно проходит, тогда как обычный фургон мог бы здесь застрять или опрокинуться.

— Неужели через Рассветные Отроги нет дороги пошире? — обращается Креслин к Хайлину.

— Южная будет вдвое шире.

— А почему мы поехали не по ней?

— Потому, — бурчит с козел Деррилд, — что она не только шире, но и длиннее. Ехать по ней на пять дней дольше, а значит, еще пять дней я должен буду платить вам и оплачивать гостиницы. И торговать начну на пять дней позже.

— А… — Креслин умолкает. Сам-то он получает крохи, но Хайлин наверняка берет по серебрянику в день. Пять серебряников, а еще ведь стол и ночлег…

— И не забудь, серебряная макушка, — гудит бородач, — чем короче каждая поездка, тем больше их я могу сделать. Или, наоборот, побольше времени посвятить своей лавке.

Креслин вздыхает, жалея, что затронул эту тему.

— К тому же, — бубнит торговец, — здешняя тропа безопаснее, потому как богатые караваны тащатся по южной дороге и поживы для разбойников там больше. Конечно, разбойники встречаются не каждый день, но…

Хайлин глядит на него с ухмылкой и незаметно пришпоривает коня, чтобы отъехать подальше от повозки.

— Конечно, — гнет свое Деррилд, — к приключениям я не рвусь, в моем-то возрасте… Но мужчине, ежели у него жена, две дочки и всего один сын, волей-неволей приходится пошевеливаться. К тому же торчать безвылазно в лавке и отращивать пузо — тоже не дело. Разъезды нужны, но все хорошо в меру; по возвращении домой мне неохота даже смотреть на лошадь или повозку.

— Но раз уж ты все равно ездишь, так почему по таким скверным дорогам?

— Дороги! — фыркает торговец. — Да разве это дороги! Настоящие дороги — это те, что ведут из Лидьяра в Фэрхэвен и из Фэрхэвена к Рассветным Отрогам. Маги — те умеют строить хорошие дороги.

— Так почему же мы ими не пользуемся?

— Потому, молодой дуралей, что ездить там же, где и все, — значит попусту терять деньги. Будешь таким же, как все, — и разоришься. Взять хоть бы тебя. Ты боец. Будешь драться, как все, — скоро станешь покойником. Верно?

— Пожалуй, что так, — соглашается Креслин.

Снова слышится птичий крик. Падальщик облетает окаймленную скалами лощину, чтобы усесться где-нибудь в неприметном месте.

— Чтобы добиться успеха, надо делать то, чего не делают другие, — наставительно гудит Деррилд. — Это относится к любому занятию. Умение и готовность рискнуть всегда вознаграждаются. И, — добавляет он, — быстрота. Уж это, судя по тому, как прытко ты машешь своим мечом, тебе понятно. Вот почему мы не делаем остановок и не торгуем по дороге. Чем быстрее доберемся до места, тем больше будет барыш.