Последнее пророчество - Андрей Легостаев Страница 28

В пиршественном зале вновь воцарилась мертвая тишина. Заговорщики, просветлевшие лицами при первых словах Варроса, снова принялись умолять о пощаде.

— Подними их с колен, Кранимар, — недовольно приказал Варрос. — И дай им оружие! Если они так хотят жить — пусть попробуют убить меня не подлой отравой, а острым мечом в открытом бою!

— Слава Варросу, справедливейшему и отважному королю Лунгарзии! — крикнул кто-то, но крик утонул в общем молчании.

Гости позабыли о прекрасном вине и изысканных угощениях. Все молча смотрели на короля-воина, который скинул с себя парчовые одежды, оставшись обнаженным до пояса. Многочисленные гости, среди которых было немало женщин, непроизвольно любовались его могучим, загорелым телом, украшенным многочисленными шрамами и не имеющим ни единой складки жира.

Воины в красных плащах довольно грубо подняли шестерых пленных с колен и вручили каждому острый меч и щит. Увидев, что им реально выдали без всякого обмана боевое остро отточенное оружие, а Варрос, выхватив меч, один идет на них, они решили дорого продать свои жизни. А может, в отчаянном безумии, вдруг на мгновение поверили, что смогут справиться все вместе с одним воином.

Сотни глаз устремились на то место, где шестеро заговорщиков вытянули мечи в сторону приближающегося Варроса. Седьмой, юноша с бледным лицом, меч из рук воина в красном плаще взял, но держал его острием вниз.

— Бей его, смерть узурпатору! — вскричал один из тех, кто несколько минут назад молил о пощаде.

Шестеро грелиманусцев вмиг окружили короля, как комары облепляют случайно забредшего на болота медведя. Но так же легко, как от жала комара, Варрос уворачивался от их ударов.

Для Варроса не имело значения, кто стоит перед ним с оружием в руках, для него исчез огромный роскошный пиршественный зал и сотни глаз, неотрывно следящих за ним, он забыл, что за его спиной стоят красные плащи, лучшие в мире воины, на одеждах которых незаметна кровь, ни своя, ни противника, чтобы не отвлекала от важного дела — убивать, убивать, убивать.

Варрос забыл обо всем, кроме жалких противников, в глупости своей возомнивших, что могут победить его, потомка Леопарда, выросшего в борьбе с дикой природой. Удар сверху вниз — и вот уже первый противник упал с раскроенным черепом, и тут же удар снизу вверх — и второй грелиманусец заорал предсмертным криком. Третий, самый отчаянный, нанес резкий рубящий удар, но Варрос с разворота покончил и с ним, не обратив ни малейшего внимания на рану, на то, что он весь обрызган кровью — своей и чужой. Он провел выпад, который невозможно отразить, и еще один заговорщик упал, распростившись с жизнью.

Один из двоих оставшихся закричал в испуге, поняв неотвратимость смерти, и, выставив меч вперед, бросился прочь от Варроса, надеясь протаранить себе путь среди рабов и слуг и выскочить из дворца, позорным бегством спасая жизнь. Рабы разбегались пред блеском стали, испуганные искаженным страхом и ненавистью лицом беглеца.

До спасительных дверей оставалось совсем немного, в лицо беглецу уже пахнуло опьяняющим ветром свободы, но путь заговорщику преградили двое воинов в красных плащах, хмурых и безжалостных. Словно молнии сверкнули клинки, и из спины грелиманусца показались два обагренных кровью острия.

Варрос тем временем покончил с еще одним заговорщиком, у ног его валялись пять трупов. Он подлетел к последнему, не отпившему вина, бледному юноше с гордым гербом на груди.

— Подними меч и защищайся, подлый отравитель! — крикнул ему Варрос. — Прими смерть как мужчина.

— Моя жизнь принадлежит тебе, мой повелитель, — не поднимая клинка, ответил молодой человек. — И если тебе так нужно, убей меня.

— Ты вместе с этими мерзавцами пытался отравить меня!

— Как я мог хотеть смерти короля, за которого отдал жизнь мой отец и за которого я сам проливал кровь уже в трех битвах?

Варрос остановился.

— Да, я помню, в прошлом сражении ты проявил мужество и бесстрашие, достойное воина. Тем более я удивлен тем, что представитель столь благородного рода оказался среди заговорщиков.

— Я не имею к ним никакого отношения, — спокойно ответил юноша, глядя королю прямо в глаза и готовый принять смерть, но не поднять меча на своего повелителя.

— Почему же ты не прикоснулся к вину, когда я провозгласил тост за великого Зирива-ваната? — удивленно спросил Варрос, которому очень хотелось, чтобы юноша доказал свою невиновность — ему он нравился.

— Я не пил вина, — спокойно ответил тот, — потому, что дал обет не прикасаться к вину и изысканным яствам до тех пор, пока не обвенчаюсь со своей возлюбленной, ее зовут Фейра, дочь известного вам лорда Эго Ларнисана. Но она отправилась за благословением к своему деду в Грелиманус, и я с тревогой ожидаю ее возвращения. Я поехал бы вместе с ней, но был обязан присутствовать на вашем пиру, мой повелитель, и не мог нарушить традиций. Не мог я и нарушить обета не пить ничего, кроме родниковой воды, и не есть ничего, кроме черного хлеба. Я все сказал, если сомневаетесь в моих словах, мой повелитель, убейте меня, я с удовольствием приму смерть за своего короля.

— Как твое имя?

— Хеерст из рода Шранвары.

Варрос опустил меч и обнял юношу.

— Твои слова обогревают мое сердце, — сказал король. — Не все в моем королевстве думают лишь о том, как погубить меня и завладеть моим троном. Я бы выпил с тобой вина, отважный Хеерст, но я уважаю твой обет. У меня к тебе есть поручение, готов ли ты выполнить его прямо сейчас?

— Что прикажете, мой повелитель?

— Отправляйся немедленно в Грелиманус и проверь слова этих, — Варрос брезгливо указал на трупы, которых уносили рабы. — Но, что бы там не происходило, ты обязан вернуться живым и все рассказать мне. Если там все в порядке, передай отцам города, что как только справлюсь со срочными делами, сам приеду посмотреть, как они живут, я давно собирался съездить туда.

— Я уже мчусь в конюшню, мой повелитель! — пылко воскликнул юноша из рода Шранвары.

Король уселся в свое кресло. Бокал перед ним был полон. Тут же подошли три женщины с тазами, полными воды, чтобы промыть и перевязать его раны.

За все время, что происходили описанные события, гости словно забыли о своих голоде и жажде, но сейчас, когда все благополучно завершилось, аппетит давал знать о себе со зверской силой.

Те, кто не успел произнести здравицы днем на площади перед королевским дворцом, рассчитывали наверстать упущенное, готовясь произнести пышные слова, в надежде обратить на себя взгляд короля. Варрос, прекрасно зная об этом, сожалел, что сладостные мгновения схватки пролетели столь стремительно, и вновь подкатила скука застолья.