Война среди осени - Дэниел Абрахам Страница 28

— И вместо того, чтобы дать нам самим разобраться, ты решила завести с ним любовную интрижку и забрать все его время и внимание? — Он сказал это беззлобно, с грустным недоумением. — Так нельзя, мама.

— Так, как ты это представил, конечно, нельзя. А для меня все по-другому. Мне хочется побыть с ним вместе после стольких лет разлуки. Я ведь и в самом деле его любила.

— А сейчас?

— И сейчас люблю. По-своему, — с грустью ответила она. — Знаю, я не та женщина, которая ему нужна. Не такая, какой он хотел бы меня видеть. Да и вряд ли когда-нибудь была такой. Но нам хорошо вместе. У нас есть общее прошлое. Есть о чем поговорить из того, что никто, кроме нас, не поймет. К тому же он такой ребенок! Столько пережил ударов, столько разочарований и все равно умеет… быть счастливым, наверное. Не знаю, как точнее сказать.

— Позволь и мне узнать его поближе, прошу тебя. Мы же не прыгнем друг на друга, словно бойцовые псы, если ты оставишь нас в одной комнате. А если бы у нас и были взаимные обиды, это ведь наше дело. Значит, нам и решать.

Лиат хотела что-то сказать, но не стала. Она покачала головой и вздохнула.

— Конечно. Я виновата, спора нет. Вела себя, как старая наседка. Ты уж прости меня. Но послушай… Нет, я, конечно, не ставлю условия. И не торгуюсь. Просто, Найит-кя, ты и ночи не провел без любовницы с тех пор, как мы сюда приехали. Ты отказался поехать домой, даже когда я тебя попросила. Тебе что, плохо там жилось?

— Плохо? — медленно повторил он, как будто пробуя слово на вкус. — Не знаю. Нет, не плохо. Но и не хорошо, вот и все. Конечно, я сплю не один. А, думаешь, моя женушка блюдет честь?

Лиат не нашла, что ответить. Она спешила понять, почему он об этом заговорил и что имел в виду. Действительно, Тай появился на свет немного не в срок, но он — первый ребенок, а материнскому чреву не прикажешь. Лиат попыталась вспомнить, что упустила, как умудрилась проглядеть, что в доме не все ладно. Мало-помалу она если не поняла, в чем дело, то по крайней мере начала догадываться.

— Думаешь, Тай — не от тебя?

— Ничего подобного я не думаю. Просто ребенка можно родить по любви, а можно — из мести. Или по ошибке. Или от нечего делать. Ребенок ничего не доказывает, кроме того, что матери и отцу захотелось поваляться в постели.

— Но ребенок в этом не виноват.

— Нет, конечно.

— И поэтому ты поехал со мной? В Нантани, потом сюда. Подальше от семьи?

— Поехал, потому что хотел. Когда еще мне довелось бы на мир посмотреть? И тебе нужен был кто-то, чтобы тащить сумки и отгонять бродячих собак. Тут много причин. К тому же ты ведь ехала к нему, к Маати-тя. Как бы я смог остаться дома и не повидать отца? Я ведь его помню, хоть и был еще маленький. Помню, как мы однажды сидели все вместе в маленькой хижине. Там была железная печка, шел дождь, отец меня купал, а ты пела. Не знаю, когда именно это было, зато я помню его лицо.

— Ты бы его узнал, если бы случайно встретил.

Найит изобразил позу согласия, потом сжал губы и горько усмехнулся.

— Я не знаю, что такое быть отцом. Только и делаю, что…

— Найит-кя? — послышался нежный голос. — Что случилось?

Из тени вышла молодая женщина зим двадцати или двадцати двух. На ней не было ничего, кроме простыни, которую она завязала на талии. Грудь у нее была обнажена, волосы распущены.

— Дзяая-тя, это моя мать. Мама, познакомься, это Дзяая Биаву.

Девушка побледнела, потом покраснела. Даже не прикрывшись, она изобразила позу приветствия, но смотрела при этом на Найита. Во взгляде смешались презрение и стыд. Найит на нее даже не глянул. Девушка повернулась и ушла.

— Жестоко с твоей стороны, — сказала Лиат.

— Но ведь она не за добротой ко мне ходит. Вряд ли мы встретимся еще раз. То есть она сама меня видеть не захочет.

— Кто она такая? Если из утхаейма…

— Не думаю. — Найит спрятал лицо в ладонях. В свете очага трудно было судить, но ей показалось, что уши у него покраснели. — Наверное, мне стоило спросить.

Он хотел еще что-то сказать, но слова не шли с языка. Он наморщил лоб, и Лиат с трудом удержалась, чтобы не погладить его, как в детстве.

— Прости, — шепнул он. — Прости меня.

— За что? — спросила она тихо и строго, как будто причин было множество.

— За то, что я не лучше, чем я есть.

В очаге раздался хлопок, как будто огонь соглашался с Найитом. Лиат взяла сына за руку. Они долго молчали.

— Что касается жены, мне все равно, как ты решишь поступить, Найит-кя, — наконец сказала Лиат. — Если ты ее не любишь или не доверяешь, разойдитесь. Как сочтешь нужным. Люди встречаются и расстаются. Такова жизнь. Но мальчика бросать нельзя. Это несправедливо.

— Маати-тя именно так и поступил.

— Нет, — сказала Лиат, чуть заметно пожала ему руку и отпустила ее. — Это мы его бросили.

Найит медленно повернулся к ней и сложил руки в немом жесте вопроса, будто слова прозвучали слишком резко.

— Я ушла от него, — повторила Лиат. — Забрала тебя и ушла.

В глазах Найита промелькнул ужас. Он помрачнел. Замер, неподвижный, как изваяние. Как человек, собравший всю волю в кулак, чтобы остаться спокойным.

— Почему? — спросил он в тихом отчаянии.

— Малыш, это все так давно случилось. Я тогда была другой, — ответила она, зная, что такого объяснения недостаточно. — Маати принадлежал нам только наполовину. Я заботилась и о нем, и о тебе, а обо мне позаботиться было некому.

— Без него лучше стало?

— Сначала я думала, что будет лучше. Решила, что буду меньше страдать. А потом, когда гнева поубавилось, убедила себя, что все сделала правильно, только чтобы не признавать ошибку.

Открытие потрясло Найита, хоть он и старался это скрыть. Лиат все заметила. Она слишком хорошо его знала.

— Мы жили без него, милый. Но он тебя никогда не бросал.

«А часть меня всегда была с ним, — подумала она. — Как бы все вышло, если бы я осталась? Где бы мы все оказались теперь? В предместьях селения дая-кво? Или здесь, в комнатах за библиотекой?»

Милая картина, мечта. Но если бы все так и вышло, кто раскрыл бы замыслы гальтов и пропажу поэта? Кто отправился бы в Нантани? Тогда не родился бы маленький Тай, и Лиат никогда не вернулась бы к Амат Кяан. Кто-то другой сидел бы у смертного ложа старой женщины. Кто-то другой — или никто. Лиат никогда не возглавила бы Дом Кяан. Никогда не доказала бы себе и всем остальным, что умна и на многое способна.

Различия были слишком велики, чтобы судить, хороши они или плохи. Жизнь сложилась так, а не иначе. Доброе и худое переплелись, теперь делить их не имело смысла. И все же Лиат не могла сказать, что ни о чем не жалеет.