Земля Святого Витта - Евгений Витковский Страница 28

Очутившись в точке зависания, особенно в начальной, шар чуть сильней обычного вспыхивал и переливался, и в этот миг что-то похожее на звон слышала не только вся Россия, но — по слухам — и такие города, как Урга, Ашхабад, Вильна, Киев и Карасу-Базар в Крыму; кто-то (может быть, по самовнушению) слышал Хрустальный Звон и в Америке. Кто слышал Хрустальный Звон, тот немедленно проникался думами о России, начинал о ней чуть ли не тосковать — даже если сидел посреди России в собственном доме. Из Туруханска Звон был ясно виден и слышен в Мирном и в Остяковске-Вогульске, да и в Томске тоже, звон над Медведицей доносился до Ростова и Астрахани, здесь он был особенно силен, даже обитатели Челябинска что-то такое слышали, звон «изначальной точки» (между Казанью и Вяткой) слышен был и Москве, и Воронежу, и так далее, и так далее, и так далее. Питер считал своим звон архангельский. Россия уже привыкла к Хрустальному Звону и ничего, кроме моды на цифру «9», заметного в жизни России он не оставил — к Хрустальному Звону просто привыкли. Впрочем, всем, кто думал о Звоне или видел его, начинало казаться, что он находится во всех девяти точках его зависания, длившегося то чуть меньше трех суток, то чуть больше. Впрочем, «звонопоклонники», конечно, возникли не только в России, но и во всем мире. Ни над какой другой страной, кроме России, ничего подобного не висело.

Над Киммерией Звон не появлялся, никто его тут не слышал, а видели киммерийцы хрустальный шар лишь по телевидению. «Мало ли чего еще есть на белом свете! Глядишь, еще и не то удумают!» — решал рядовой киммериец, поглядев на изображение Звона — и возвращался к повседневным делам. Новость, принесенная Гендером в дом Подселенцева, была первой реакцией Киммерии на неслышный ей Звон.

— Я готов… вкалывать. — сказал жрец упраздненной науки, по-волчьи отводя голову в сторону и вниз. — Но прошу учесть, я очень далеко живу: на Великом Поклепе. Так что дорога на службу будет у меня занимать… много времени, доходов у меня сейчас никаких, частный транспорт для меня — недоступная роскошь, если возможно, учтите.

Федор Кузьмич задумался.

— А семья у вас?

— У меня нет семьи. Не сложилось. С отцом отношений не поддерживаю. В нашем роду уже много поколений женитьбы происходят… трудно. Словом, семьи у меня нет.

— Почему бы сексопатологу не завести семью? Что тут трудного? Вас же родили как-то.

Гендер чуть покраснел.

— Мой отец женился на моей матери… по приговору архонта.

— А чем же, простите, провинился ваш батюшка?

— Увы, имело место тяжелое преступление… Его совершила моя матушка. Она составила приворотное зелье… и злоупотребила им. Она продала его моему батюшке. Очень дорого. А прислал его к ней за приворотным зельем архонт… по постановлению медицинской гильдии. Ее тогда возглавлял мой дедушка. Отец моего отца, если это сколько-нибудь интересно. Дед был очень озабочен тем, что отец злоупотребляет возможностями своей профессии, причем ежедневно…

За дверью громко хрюкнули: Доня, кажется, подслушивала. Федор Кузьмич очень громко и очень недовольно откашлялся. Хрюк прекратился, но из этого еще ничего не следовало.

— «Но человека человек… послал…» м-м, к архонту? Не помню дальше. Впрочем, если вы холостяк-одиночка, думаю, жилье для вас найдется. По крайней мере в рабочие дни ночевать вы здесь сможете. У вас тут в аптеках бром по рецепту?

— Само собой… Нельзя же его так просто продавать, совсем рождаемость исчезнет. Киммерийцы — трудоголики!..

— То-то и нет сексопатологии… Впрочем, не верю я, не верю. Доня! Ты сегодня хотела приготовить помешанную свинину!.. — в коридоре послышался стук Дониных сабо, а Федор Кузьмич улыбнулся уголками рта. — Это хороший рецепт, только хлопотный. Мелко нарезанная свинина с мелко нарезанным орляком, все время нужно помешивать — получается вкусно. Я надеюсь, вы не вегетарианец. Для начала, коллега, я выпишу недельную порцию брома. У нас в подвале, изволите ли видеть, шестеро бугаев с негашеной сексуальной энергией. Давайте начнем их энергию гасить. Вас я оформлю при них… хлеборезом. Нет, лучше баландером. Или лучше, может быть, бромочерпием? А, где наша не пропадала. Оформлю вас на все три ставки. Разработайте рецептуру сочетания кормовой соболятины с моченой ягодой на шестерых. Средний вес кормимого — пять с половиной пудов живого веса. Кстати, забыл спросить, вы не вегетарианец?

Гендер грустно усмехнулся.

— Увы, от бедности последнее время даже антивегетарианец. Я даже не член гильдии, никакой. Вегетарианцы у нас — это лишь богатые граждане. Бобры. Евреи. Евреи в Киммерионе — богатая, сильная гильдия, у них меняльные конторы, все синхронное толмаческое дело в их руках, глухонемое и другое. Впрочем, если вы примете меня на работу, у меня возникнет право вступить в гильдию наймитов. Архонт уже объявил о ее создании, сейчас идет работа над уставом.

— Наймитов?

— Понимаю вас, — грустно улыбнулся Гендер, — в России это ругательство, а в Киммерии — старинное, простое слово. Наемный чернорабочий, ничего больше. А вы сможете выписать бром? Кстати, напоминаю о несовместимости с це-два-аш-пять-о-аш.

— Аш два о с несоленой соболятиной им, а не це два! Итак, для начала три литра. Если не примут по одному рецепту — обратимся к хозяину дома. Он — к архонту обратится. Не завидую тогда аптекарю. И последите, коллега, чтобы рецепт вам вернули. Я бесплатных автографов не раздаю. А потом, как бром получите — приходите ко мне. Составим этим лбам сбаланди… сбалансированную баланду с высоким содержанием брома, а не то они друг друга… Это, впрочем, по вашей основной профессии. Минойский кодекс, помнится, ничего интересного — кроме порки — за содомию по обоюдному согласию не назначает.

— О да. Но это — киммерийская порка! Мастера на Земле Святого Эльма отнюдь не одни настурции выращивают. Так вы дозволяете мне подать прошение о вступлении в гильдию наймитов?

— Если угодно. Но сперва купите бром, деньги вам на кухне выдадут. Гость умиротворенно отправился на Аптекарскую, взяв в обнимку трехлитровую банку с неотмытой этикеткой «Огурчики малосольные парниковые киммерийские». Женщины собрались на кухне вокруг Федора Кузьмича — узнать, что за новый жилец в доме. Пришел со двора и Варфоломей — с утра он был занят щипанием на лучину железного полена, — дерево железного кедра загорается с трудом, но уж когда разгорится — как сто двадцать свечей горит, и — в отличие от электролампочки — не скоро выгорает.

— Придется принять, — коротко сказал Федор Кузьмич, и все поняли: да, придется. — Считайте, что спасаете врача-вредителя.

Гликерия мелко закрестилась.

— Тю на тебя! — сказал старец, — Его родной отец со свету сживает. А он сам — врач. Теперь за нашими идиотами ходить в подполе будет. Харчи отработает, а поселить его… Нин, две комнаты ведь пустых были!

— И есть пустые, — отозвалась Нинель, — только может мы второй катух откроем? Стоит заколоченный при кухне сто тридцать лет, зачем пустой стоит? Пусть человек живет, если говоришь, что хороший… а я знаю, хороший. Ну, будет, будет…