Запретная механика любви - Лариса Петровичева Страница 28

Дерек принял перстень, надел на безымянный палец левой руки и ответил:

— Благодарю вас, ваше высочество. Разрешите выполнять?

* * *

Перстень был необычным, выполненным в виде двух башен, каждую из которых венчали драгоценные камни — розовый бриллиант и нежно-зеленый санторинский изумруд. Дерек не любил перчатки, но, выйдя из здания музея, все-таки надел их, понимая, что в квартале святого Сонти за такие цацки скрутят голову и не заметят. От перстня так и веяло магией — густой, сильной, похожей на ладонь, которая опустилась на плечо.

— Это тоже защита, — объяснил Эвгар, когда они спускались по лестнице мимо отвратительных гравюр. — Она вам понадобится.

Почему-то перстень постоянно хотелось перевернуть камнями внутрь. Усадив Анну в экипаж, который поджидал их у ворот, Дерек поинтересовался:

— Ты сможешь остаться одна? Побудешь у меня дома пару часов, потом я вернусь.

В груди возилось и жгло нетерпение. Ческу Кариди по протоколу отправили в инквизиционный морг, и сейчас она лежала там на металлическом столе для вскрытия — белая, мертвая, с черными канатами кос, которые падали на пол. У Дерека ныли кончики пальцев.

— Куда ты? — с беспомощностью ребенка спросила Анна, глядя ему в лицо. Кажется, в ее глазах блестели слезы — сейчас, в сумраке экипажа, в снежной тьме позднего вечера, Дерек мог и ошибиться.

Ему стало жаль ее. Искренне жаль.

— Есть дело, которое я должен закончить, — объяснил Дерек и угрюмо уставился в окно. Снег воздвигся над городом густой белой завесой, растрепанные хлопья кружили возле фонарей причудливыми бабочками, и редкие прохожие шли сквозь метель, пригибая головы и поднимая воротники от ветра. Хотелось лечь в кровать и не просыпаться до весны. Экипаж проехал сперва по одному мосту, потом по другому, в окне мелькнуло здание “Хаомийских вестей”, и все окна в нем были наполнены ярким светом. Завтра утром на передовице будет статья о захвате заложников в театре и героизме столичной инквизиции.

Медаль святого Антония, надо же. Впрочем, Дерек ее заслужил.

Они молчали всю дорогу. Путь был долгий, Дерек даже задремал — проснулся, когда экипаж остановился возле дома и подумал: неужели и правда можно вот так сбегать от того, кого любишь? Он говорил, что спасает Анну, но было ли это спасением?

Странная штука любовь. Особенно у тех, кто по самой своей природе не имеет о ней никакого представления, и не должен иметь.

Они поднялись в квартиру, Дерек похлопал в ладоши, включая лампу, и Анна вдруг взяла его за руку так, словно боялась потеряться в темноте. И в этом прикосновении было что-то еще — Дерек решил не разбираться, что именно.

Ему надо было завершить свою работу. Поставить окончательную точку в деле Чески Кариди — конечно, столичный морг это не северное болото, тут могут задавать вопросы о том, зачем это ему понадобилось забрать у ведьмы кусок кожи со спины, но видит Бог, сейчас это не имело никакого значения.

Ему надо было завершить свою работу. Вот и все.

— Куда ты? — повторила Анна, и Дерек сказал себе: нет, она меня не отпустит. Ей бесконечно страшно.

— В морг, — ответил он, решив не вилять и не юлить. Анна была его единственным свидетелем — пусть знает правду. — Так надо.

Анна сжала его руки, глядя с таким ужасом и мольбой, что Дереку сделалось холодно. Крохотная квартирка и так-то не могла похвастаться теплом, но сейчас ему казалось, что под ногами открылась прорубь, и его моментально утянуло под лед, в стылую глубину.

— Пожалуйста, — прошептала Анна, не сводя с него взгляда. — Пожалуйста, я очень тебя прошу… останься.

Пальцы Анны дотронулись до щеки — тонкие, замерзшие. Но где-то там в глубине этого холода пульсировал огонь — струйки пламени текли к Дереку, пробиваясь сквозь ледяную толщу, и он вдруг сказал себе: да и бес с ней, с этой Ческой, меньше придется объяснять.

Но вслух все-таки произнес:

— Я быстро. Всего два часа, зайду и выйду.

Анна выскользнула из своего пальто и как-то вдруг оказалась совсем рядом — хрупкая ветка, которая хотела, чтобы ее сломали.

— Нет, пожалуйста, — выдохнула она, прильнув к Дереку и быстрыми движениями расстегивая пуговицы его пальто и распутывая шарф. — Обещаю, я больше никогда и ни о чем тебя не попрошу. Но останься со мной сегодня, — Анна всхлипнула и повторила: — Останься, пожалуйста.

Шарф слетел под ноги, и Анна почти содрала с Дерека пальто. У ее губ был вкус вишни и холод тоски, она целовалась так, словно мир вокруг них разрушался, и нужно было хоть что-то, чтобы устоять. Огонек лампы медленно потек по кругу, оживляя золото на книжных корешках, размазывая мир мягкой влажной кистью, и зима вдруг отступила. Вдруг стало легче дышать и больше не надо было спешить.

Пусть Ческа Кариди сегодня лежит в морге. Перед внутренним взглядом прокатился кровавый венок и растаял во тьме. Под ноги подвернулось что-то твердое, и Дерек с Анной практически рухнули на диван, не разрывая объятия. Анна рассмеялась, и в этом смехе было столько отчаяния и боли, что Дерека мазнуло холодом по спине.

— Думаешь, будет легче? — спросил он. На правой ключице Анны была родинка, и Дереку невольно подумалось, что сейчас девушка в его руках всеми силами хочет вытряхнуть из души воспоминания о том, как Джон прикасался к этой родинке губами.

— Я не знаю, — прошептала Анна так, словно готовилась разрыдаться и с трудом сдерживала слезы. — Но сегодня ты никуда не уйдешь. И не возьмешь никаких… трофеев. Кроме меня.

Ей было страшно. И Анне нечего было бросить в топку этого страха — только свое тело. Это было все, что она могла сейчас отдать.

— Ты меня потом возненавидишь, — сказал Дерек и улыбнулся, надеясь, что сейчас его улыбка не выглядит ни растерянной, ни пугающей. Он не знал, как поступить правильно здесь и теперь — приличные барышни из благородных семей никогда не будут вот так лежать под мужчиной, приличным барышням положено пугаться объятий и поцелуев до брака, да и в браке тоже. Но Анна шевельнулась, устраиваясь удобнее, и Дерек почувствовал, как там, под юбками, в таинственной глубине, плывет огонь.

Он отстранился, принялся развязывать шнурки на ее платье. Снег за окнами повалил еще гуще, и Дерек отстраненно подумал, что в этом есть определенная романтика — заниматься любовью с очаровательной девушкой во время снегопада, когда метель отрезает вас от мира, и огонек лампы разбрызгивает мягкое золото по коже.

— Я тебя возненавижу, если ты уйдешь, — призналась Анна, когда их одежда оказалась на полу. — Так что… ты останешься.

Она сместилась ниже — уверенно, почти дерзко. У нее были мягкие губы и сильные, и в то же время очень нежные пальцы — Дерек почувствовал, как каждое движение Анны превращает его в музыкальный инструмент, причудливое подобие флейты, и музыка, которая готовилась выплеснуться из него, была одновременно безумной и прекрасной.