Серая сестра - Марк Лоуренс Страница 28

Стекло начала с начала:

— Ты сказала, что Сафира знала о приезде Зоул. Кто передавал наше письмо Лорду Менсису?

— Сестра Ведро.

— Хммм. — Как и Послушница Сулери, Сестра Ведро, несколько импульсивная и вспыльчивая, была не из тех, кого легко испортить. Настоятельница была не настолько наивна, чтобы считать, будто никого нельзя испортить, но она никогда бы не выбрала Сестру Ведро в качестве самого слабого звена в монастырской цепи.

— Кто-то проговорился, а ведь мало кто из нас знал об этом. Займись этим, когда у тебя будет время.

Чайник кивнула:

— Если у Шерзал есть ухо в Сладком Милосердии, я его отрежу.

Стекло покачала головой.

— Если у Шерзал есть ухо в Сладком Милосердии, я хочу решать, что оно услышит. А теперь перейдем к делу. — Она взяла лежащий перед ней отчет. — Ты много путешествовала по миру, Чайник. Снова испачкала руки. Делая то, что позволяет другим спокойно спать по ночам. Необходимые вещи, но жестокие. Такие поступки могут запятнать нас, если мы позволим кому-то о них узнать.

— Я уже запятнана, Мать. — Чайник подняла свои темные глаза, и Стекло на мгновение ощутила собственную слабость, свое собственное пятно.

— Теперь меня называют настоятельницей.

Чайник снова посмотрела на свои руки.

Стекло получила титул Преподобной Матери, и послушницы называли ее Мать. Она не так давно похоронила Эйбла, и, хотя ее сын ушел под землю, горе осталось над ней. Она отказалась от мирского, от своей работы, от своего дома, от своего богатства, но не от своей печали, которую она носила в монастыре, как вторую рясу. И послушницы были ее детьми. Теперь она это знала. Каждая из них — песчинка, но вместе они уравновешивали на весах камень ее утраты. Мать — это корень семьи и сила, и мать для столь многих должна быть сильнее, чем большинство может себе вообразить. Ее слабость, ее пятно состояли в том, чтобы заботиться о каждом, вместо того чтобы заботиться о целом. Поэтому она отказалась от титула Преподобной Матери и стала настоятельницей. Все они были ее заботой, и она должна быть особенной, должна быть железной.

— Настоятельница, — сказала Сестра Чайник. Почему-то в ее устах это все еще звучало как Мать.

— Сестра Яблоко толкнула тебя в тень, Чайник. Ты не вошла в него сама, и с того места, где ты стоишь, ты все еще можешь видеть свет. Я верю, что Предок примет тебя, когда твоя работа будет закончена.

Чайник была заморышем, когда присоединилась к ним. Такой тихой, что можно было подумать, будто она потеряла язык, а не мать. Но дети обладают жизнестойкостью. Дети получают шрамы, и эти шрамы остаются на протяжении многих лет, но дети растут. Чайник выросла вокруг своих ран и снова научилась смеяться — иногда зло, как показывали отчеты о ней, — научилась быстроте своего тела и остроте ума. Она выросла женщиной и научилась любить и быть любимой.

— Я прочитала твой отчет, сестра. И снова исключительная работа.

Губы Чайник дернулись в улыбке, и по ее шее поползли тени, словно разлившийся румянец. Иногда они танцевали вокруг нее, иногда лежали тихо — клубящийся дым, в котором воображение Стекла рисовало ужасы, созданные ею самой. Некоторые назвали бы это испорченностью. Некоторые сказали бы, что сейчас внутри Чайник говорит тьма, и вскоре та начнет прислушиваться к ней. Но испорченность стучалась в каждую дверь, и власть часто приглашала ее войти, власть императоров, первосвященников, даже настоятельниц. Стекло поддерживала Чайник, чтобы та оставалась глуха к шепоту испорченности, соблазнившему бы многих из тех, кто мог обвинить ее.

Стекло отложила отчет и положила руку на бумаги, каждая страница которых была покрыта аккуратными, тесно сплетенными буквами Чайник.

— Итак. Должны ли мы бояться Адомы?

— Госпожа Тень учит нас отбрасывать страх. — Чайник посмотрела на свои руки.

— Сестра Яблоко права, как это часто бывает. — Ни одна Серая Сестра не подходила так близко к бой-королеве Скифроула, как Чайник. Так же сильно, как она хотела знать планы Адомы, Стекло хотела узнать эту женщину побольше. Планы — это одно, но то, что человек будет делать, когда наступает лед, зависит больше от того, что лежит внутри него, чем от того, что он написал на пергаменте о будущем. — Осторожность — это мудро, но страх редко помогает, и его следует отложить в сторону. Что нам нужно отложить в сторону для королевы Адомы?

Чайник улыбнулась, став похожей на ту озорную послушницу, которая когда-то посыпала одеяние Сестры Колесо чихающим порошком такой силы, что монахиня сорвала с себя головной убор.

— Королева — очень страстная женщина. Ничто, кажется, не мотивирует ее так сильно, как отказ. Я никогда не была достаточно близко, чтобы прикоснуться к ней, но я слышала, как она держала двор. Она хорошо говорит и знает это.

Прикоснуться. Стекло подавила дрожь. Для Серой Сестры «достаточно близко, чтобы прикоснуться» означало достаточно близко, чтобы убить. Чайник не было приказано покончить с Адомой, но любая Серая гордилась тем, что подходила достаточно близко для прикосновения, независимо от того, делали они это или нет.

— Ты хорошо сделала, что добрались до черного льда, сестра. — В Скифроуле, недалеко от границы, черный лед коснулся южной стены коридора. Но мало кто из жителей империи когда-либо видел его. Стекло пролистала страницы, чтобы добраться до соответствующего раздела отчета. Здесь буквы шли еще плотнее и становились мельче, словно не желая расставаться со своей информацией. — Ты хорошо справилась, но я нахожу отчет о твоих приключениях там несколько запутанным. Ты потеряла след Адомы и ее священников во внешних покоях?

— Это очень трудно изложить на бумаге, настоятельница. — Чайник сгорбилась на стуле, холодея от воспоминаний. — Местами черный лед лежит рядом с чистым льдом, как чернила на белой странице, проходя сквозь него. Но когда ты приближаешься с границе Скифроула, ты проходишь через туннели и помещения, где лед становится серым, темнеет и, наконец, становится черным. И все это на протяжении нескольких миль. Это порча. Загрязнение, которое затуманивает мысли точно так же, как затуманивает лед. В нем что-то живет. Или, по крайней мере, там есть что-то не мертвое.

— Как ты потеряла Адому с ее свитой? — Настоятельница Стекло провела пальцем по тексту.

— Туннели узкие, и она оставила за собой множество охранников. — Чайник нахмурилась. — Но правда в том, что я потеряла не ее. Я потеряла себя.

— Ты сбилась с пути?

— Я провалилась в... кошмар. Лед забрал меня. — Рот Чайник превратился в оскал, возможно, вспомнив маску, которую она носила во внешнем мире. — Я бы не выжила, если бы я не была... — Она протянула руку, и тень пробежала между ее пальцами, — ...такой.

— Тогда я рада, что Госпожа Тень смогла спасти тебя дважды. — Стекло улыбнулась. — Ты оказала церкви важную услугу, сестра. Твой отчет о том, что Адома собрала у себя оба корабль-сердца Скифроула, представляет особый интерес. Кроме того, ты положила плоть на кости слухов об исследованиях бой-королевы подо льдом. Некоторые даже сомневались в существовании черного льда.