Единственная для принца. Книга 1 - Анна Агатова Страница 28

А здесь, за толстыми каменными и холодными стенами, жизни не было. Были сестры в темно-коричневых, каких-то линялых и бесформенных одеждах, самым ярким пятном на которых были белые передники. Ещё были ежедневные приевшиеся за шесть лет однообразные серость и монотонность, а ещё – правильность, от которой начинало сводить зубы уже на второй день после каникул.

Матушка-настоятельница вызвала выпускницу к себе, как и всех девочек накануне совершеннолетия, и вручила письмо. Лали с трепетом ждала этого послания от матери, она знала, что там будет написано.

Там будет написано, что завтра за ней пришлют карету, что дома, где она не было уже шесть лет, её будет ждать первое взрослое платье, в котором она впервые выйдет в свет, а это произойдёт завтра – к ним приедут гости, и что торт уже заказан и ждет её в темной холодной каморке подле кухни.

Но в конверте была записка от тетушки, в которой она просила простить, что не может забрать Лали из монастырской школы до летних каникул. Но это и к лучшему, поскольку они все приглашены ко двору к закрытию сезона, и будет очень удачно побывать там и ей. По тону письма чувствовалось, что тетушка очень расстроена. Причины обещала объяснить позже, а пока просто просила прощенья, что лично не может поздравить любимую племянницу с её днем рождения.

Почему не появились родители, которых она ждала уже несколько лет? Где мать и отец? Что происходит?

Прочтя письмо один раз, второй и третий, убедившись, что не ошибается, и в самом деле ей придется своё первое совершеннолетие, как все предыдущие дни рождения, отмечать в монастыре, Лали расстроилась. Нет, не просто расстроилась. Она пришла в неистовство, впала в ярость.

Вернувшись в общую спальню, она разрыдалась, наговорила гадостей тем немногим девочкам, с которыми у неё были более-менее теплые отношения, а с теми, с кем не дружила, подралась.

Сестры еле оттащили молоденькую графиню от плачущих и скулящих жертв. Как Лали потом объясняла настоятельнице, пряча глаза, она очень давно хотела это сделать и вот, наконец, не удержала и выплеснула злость.

Её ругали долго, рассказывали спокойно и в сердцах, как подобает вести себя юной графине, а как – нет. Её даже наказали – заперли на неделю в келье, где обычно обретались болеющие или слишком строптивые. Но это было и к лучшему.

За неделю девушка отоспалась, отдохнула от шумной общей спальни, которая хоть и стала привычна за столько лет, всё же не могла не раздражать своим многоголосьем и постоянной суетой, и обдумала свой поступок, свою прошедшую и будущую жизнь, приняла кое-какие решения и вынесла важные уроки. Тишина очень этому способствовала. И когда дежурная сестра выпустила её из карцера, Лали попросила о встрече с матушкой-настоятельницей.

Со свежим, умытым, но очень печальным лицом тихо вошла к матушке, и присела в положенном книксене. Пожилая сестра смотрела вопросительно и устало.

– Матушка! – Лали подняла от пола глаза, полные страдания. – Спасибо, что дали мне время подумать! – Благодарность была искренней, и девушка показала всю её без утайки. – Я поняла, что ошибалась! – Это тоже было правдой. – Я много думала и поняла, что здесь, в монастыре, я получила так много из того, что мне пригодится в жизни. Я поняла, что моя вспышка была по крайней мере несправедливой.

Лали перевела задумчивый взгляд в окно и продолжила:

– Я была неправа. Простите. Письмо тётушки разрушило многие мои мечты, я почувствовала себя обманутой и оскорблённой. Моя вспышка в других условиях была бы направлена на автора письма, но в тот момент я не могла рассуждать, и теперь мне стыдно за слова, что мною были сказаны, и, – она снова глядела на матушку с болью и страданием, – за поступки, которые я совершила.

Матушка с интересом и пониманием взглянула на свою воспитанницу. Звучали слова не ребенка, но взрослого рассудительного человека. Девушка продолжила:

– Я поняла, что мне не хватает сдержанности. Для её развития я придумала несколько упражнений, и если бы вы могли мне помочь, я была бы вам крайне благодарна. Я одна не справлюсь.

Удивление на матушкином лице показало, что Лали на правильном пути.

– Да, деточка. И что же это за упражнения?

– Мне нужно, чтобы меня испытывали на прочность! – решительно заявила она и посмотрела в глаза собеседнице. Та явно ничего не понимала.

– Вот есть же у сестер послушание? Кто-то на кухне работает, кто-то двор метет, кто-то на воротах дежурит. И все смирение в себе воспитывают. Правильно?

Настоятельница мягко улыбнулась. Подумала: «Возможность подумать в одиночестве творит чудеса!» и порадовалась своей находчивости, вслух же сказала:

– Не совсем верно, деточка. В ком-то гордыня, в ком-то тщеславие, в ком-то леность. Ты же знаешь, грехов много.

– Да, матушка! Я помню, нам объясняли, то стоит потянуть за ниточку хоть одного греха, как весь клубок станет разматываться. Вот я и поняла, что мне нужно начать со сдержанности.

– Деточка, возможно, твоя несдержанность вовсе не тот грех, с которым в твоей душе надо бороться. Может, это прикрытие для гордости или себялюбия?

Немолодая сестра не случайно была настоятельницей. Однако молоденькой графине Релюсьен совсем не нужно было искоренять в себе гордость или себялюбие. Ей нужно было тренировать в себе сдержанность. Именно сдержанность сможет прикрыть и гнев, и гордость, и тщеславие, и... что там ещё не принято демонстрировать в обществе?

Лали наклонила голову ниже и закусила губу – сдержаться, сдержаться и не начать настаивать, иначе будет перебор. Матушка прищурилась, рассматривая фигурку девушки, её лицо.

– Давай, Лалианна, сделаем так. Я не буду давать тебе никакого подобного послушания, ты и сама можешь в этом упражняться. Но я помогу тебе по-другому. Ты будешь приходить ко мне каждый вечер и рассказывать о тех случаях, когда тебе хотелось вспылить, разозлиться, но ты сдержалась.

Лали задумалась – сдержанность ей нужна, но и то, как она над собой работает, матушка знать тоже должна. Как ещё замазать, стереть из памяти человека, от которого она зависит, то, что она натворила? Значит, нужно соглашаться.

К тому моменту, когда начались летние каникулы, и за Лали приехала карета тётушки, в рекомендательном письме выпускницы монастырской школы для благородных девиц графини Лалианны Релюсьен было написано, что та показала себя умной, рассудительной девицей, способной видеть свои ошибки, исправлять их и улучшать свой характер. Упоминание о случае с выдиранием волос, криками и истерикой в документ не вошло. Это было целью номер один в списке девушки. А сама она заметила, что свои неодобряемые окружением порывы научилась сдерживать заметно лучше, и срывов больше не было.

Она научилась сдерживаться, не проявлять своих истинных чувств и намерений, потому, наверное, смогла сдержать себя, когда после семейного ужина рядом с двоюродными сестрами, которые щебетали о нарядах и предстоящем закрытии сезона в королевском дворце, тетушка, взяв её под локоток, отвела в сторону.