Ошибка - Сергей Волков Страница 28

– Я действительно охранник, из института ушел еще летом прошлого года – мы занимались там проектированием электронно-бытовой техники, ну, а как наступили новые времена, не стало заказов. Так и протирали штаны – ни работы, ни денег. Надоело, да и семью надо кормить…

Олег Александрович серьезно ответил:

– Беда нашего времени. Квалифицированные специалисты вынуждены браться за любую работу, лишь бы выжить. Но ваш выбор лично мне импонирует.

– Да? – снова удивился я: – Интересно, чем?

– Видите ли, образованный, интеллигентный человек в нашей стране, как правило – это замотанный жизнью, задавленный бытом и горой комплексов субъект, не способный ни морально, ни физически противостоять окружающему его насилию. Психика его угнетена и подавлена, единственные мысли – как выжить в этом злом и опасном мире вообще, и как не получить идя домой вечером, по лицу от компании пьяных подростков у подъезда, в частности. Остальная, назовем ее серой, часть общества, не отягощенная излишними принципами и интеллектом, легко, походя, давит, ломает такого человека, даже не замечая этого. И мне всегда было радостно сознавать, что есть среди НАС люди, способные противостоять давлению жизни, давлению «серой массы».

«Ишь ты! Среди НАС», – внутренне усмехнулся я, но неожиданно ощутил в душе прилив гордости за себя, за свой выбор, за свою жизнь.

– Ну, вот мы и дома, – провозгласил между тем Наставник, берясь за ручку двери ДК: – Вы, Сергей Степанович, походите, посмотрите, послушайте, а захотите продолжить этот разговор – подходите ко мне, не стесняйтесь. Рад нашей встрече и знакомству.

Наставник заспешил вверх по широкой лестнице, а мы с Катей остановились возле стойки гардероба – раздеться.

– Ну как тебе наш Наставник? – спросила Катя, заглядывая в глаза мужу.

– Ничего, интересный мужик. Я, наверное, еще поговорю сегодня с ним, возникла у меня пара вопросов…

– Ага! – возликовала Катя: – Я же тебе говорила! А ты все твердил: «Сборище домохозяек, сборище домохозяек…» У нас, между прочим, мужчин больше, чем женщин. Ну, пошли в зал?

Я кивнул – пошли.

Народу в небольшом зале с десятком столов и множеством стульев собралось не так чтобы уж и много – человек тридцать. Люди сидели за столиками, стояли группками, негромко о чем-то переговариваясь, кто-то доставал из сумок и пакетов принесенную с собой снедь, возле огромного, трехведерного электрического самовара суетились двое мужчин – один, высокий, в толстом свитере, заливал воду, второй, напротив, маленький и щуплый, разматывал удлинитель, что бы включить самоварного монстра в розетку.

Катя потащила меня «к нашему» столику, за которым я уже увидел подругу жены Свету с мужем, кажется, врачом-психиатром, и еще несколько незнакомых ему людей.

Держа Катю под руку, я шел через зал, сдержано кивая в ответ на улыбчивые приветствия незнакомых мне людей, а сам прислушивался к разговорам, обрывки которых долетали до моего слуха.

«– И, старик, уровень энтропии неизбежно начинает повышаться… Руки. Как он писал руки. На каждой картине… Искусственный интеллект – уже реальность, он уже изобретен, описан, дело только за материальным воплощением… И тут встает старший Стругацкий, он в президиуме сидел, и говорит…»

Вдруг я поймал себя на мысли, что мне… хорошо. Большой, злой и неуютный мир остался где-то там, за стенами ДК. Там по указке политтехнологов выбирали президентов и митинговали на площадях лишенные льгот пенсионеры. Там стреляли и убивали слишком жадных богачей и чересчур щедрых политиков. Там наша сборная проигрывала очередной футбольный матч. Там было – неуютно, тоскливо и беспросветно…

А тут… Словно бы после долгих скитаний я попал наконец к СВОИМ. К тем, кто говорит не только о «ББФ», то бишь – о бабах, «бабках» и футболе, кому не надо доказывать, что третьесортный американский кинематограф – это вообще не искусство, от кого не надо ожидать никаких подвохов, с кем просто хорошо, потому что… Потому что они такие же, как и ты сам!

Мы подошли к занятым Светой для нас местам, я обменялся с психиатром, которого звали редким именем Эммануил, рукопожатием, присел на стул, кивнул остальным, наблюдая, как веселая Катя выкладывала на большой поднос своих «гадких утят».

Катины пирожные произвели фурор. Женщины буквально выстроились в очередь, чтобы записать рецепт, мужчины восторгались необычным внешним видом и редким, изысканным вкусом.

За чаем, разговорами, шутками прошло время. Особенно мне понравился немолодой уже программист, человек необычайно остроумный, едкий, и в то же время начисто лишенный обычного для такого типа людей цинизма. Мы вышли покурить в холл и почти час проспорили, обсуждая проблему развития компьютера как помощника человека.

Ближе к концу вечера я, как и обещал, подошел к столу, за которым сидел Наставник. Олег Александрович обрадовался, предложил свободный стул, пододвинул чашку чая:

– Ну как вам у нас? Могу я считать, что нашего полку прибыло?

Я замялся:

– Вообще-то это все очень здорово, интересно и… уютно, что ли, но к сожалению, моя работа…

Наставник поднял руки в шутливом жесте:

– Дальше не продолжайте. Все понимаю, работа – это свято. Приходите, когда это будет возможно. А теперь, если желаете, продолжим наш разговор?

Я кивнул, глотнул ароматного, крепко заваренного чая, и приготовился слушать. Олег Александрович поправил очки, уселся поудобнее и начал так:

– Временам свойственно меняться. Я имею в виду не столько перемены в нашей стране, сколько мировую, глобальную, так сказать, перемену. Подобные изменения в жизни человечества уже были – на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, в двадцатые-тридцатые годы нашего столетия…

Тогда все изменения были в первую очередь связаны с научно-техническим прогрессом. Восемнадцатый век, век возникновения промышленного производства, уступил место девятнадцатому, веку пара и электричества, двадцатый век принес с собой развитие авиации, автомобилестроения, электроники, атомной энергии, наконец, люди начали осваивать космос. И, заметьте, все, что нас сегодня окружает – самолеты, машины, телевизоры, связь, компьютеры, атомные реакторы, словом, все достижения современной цивилизации были теоретически изобретены именно в двадцатые-тридцатые годы прошлого, двадцатого, века!

Я хотел было возразить, но потом, задумавшись, кое-что вспомнив, про себя согласился – Наставник был прав, действительно, и использование атомной энергии, и полеты в космос, и телевидение, и даже компьютер теоретически было возможно сделать в первой половине века, просто технологический уровень тогда существенно отличался от современного. Олег Александрович тем временем продолжал говорить:

– Сейчас, в начале тысячелетия, всех нас ждет нечто совершенно новое. Открытия, сделанные учеными прошлых эпох, в наше время отработаны, так сказать, процентов на девяносто. Но что характерно – никаких, практически никаких новых, принципиально новых, я хочу сказать, изобретений за последние три десятка лет мы не видим. Все движется по накатанной, привычной колее. Где, позвольте спросить, новые виды энергии? Где новые, принципиально новые, движители? Космические корабли, позволяющие путешествовать между звездами? Где, наконец, тривиальная машина времени? А научное обоснование телепатии, телекинеза, полтергейста и прочих пси-явлений? Нет их. И, от себя добавлю, – не будет…